Его эффективность — минимум вдвое выше, чем у существующих сорбентов. Преимущества материала — возможность использовать в качестве сырья для его производства отходы нефтепереработки, а также простой синтез, который проводят при атмосферном давлении без добавления пенообразователей.

Углеродный материал с ячеистой структурой (углеродная пена, пеноуглерод) сочетает в себе присущую углероду в отсутствие воздуха высокую термическую и химическую стойкость, а благодаря «ажурности» трехмерной структуры — низкую плотность и высокоразвитую внешнюю поверхность. Углеродная пена имеет упорядоченную структуру ячеек, которая хорошо видна невооруженным взглядом. Размер ячеек, плотность, прочность и другие характеристики пеноуглерода можно варьировать в зависимости от используемого сырья и метода синтеза. Благодаря набору уникальных свойств, пеноуглерод используют в медицине, авиа- и ракетостроении, строительстве.

Ученые Центра новых химических технологий ИК СО РАН создали пеноуглерод на основе пропан-бутановой смеси. Они получили суперлегкий материал как закрытой, так и открытой ячеистой структуры плотностью 0,02 г/см3. Он состоит из чистого углерода, без каких-либо примесей. Исследования показали, что в качестве сырья для его производства можно использовать различные тяжелые нефтяные фракции, в том числе отходы нефтепереработки.

«Мы взяли техническую пропан-бутановую смесь — один из товарных продуктов нефте- и газопереработки. Методом пиролиза из этих газов получают алкены, а образующиеся при этом жидкие пиролизные смолы становятся побочным нежелательным продуктом. В нашем процессе жидкие продукты пиролиза углеводородных газов являются продуктом целевым — предшественником пеноуглерода. Если развивать технологию, то пеноуглерод можно будет получать в промышленных масштабах, вторично используя многотоннажные технические отходы, и он будет доступным», — рассказывает один из авторов исследования, младший научный сотрудник отдела каталитических превращений ЦНХТ ИК СО РАН Евгения Александровна Райская.

Полученный пеноуглерод имеет такую степень чистоты, что его можно использовать в медицине, но ученые сосредоточились на экологическом приложении материала — сорбции нефти и нефтепродуктов с поверхности воды. Разливы нефти — серьезная проблема для окружающей среды, они постоянно случаются по всему миру в разных объемах. Например, один из крупнейших разливов случился в 2022 году в США — в воду попало 14 тысяч баррелей нефти, или 1,9 тысяч тонн.

По материалам пресс-службы ИК СО РАН

Больше информации – на нашем телеграм-канале

«В условиях санкционной блокады приток лекарств в Россию резко сократился, — констатировал в своем приветствии председатель СО РАН академик Валентин Николаевич Пармон. — При этом наличие собственной фармацевтической промышленности — залог нашей биомедицинской безопасности». С докладами выступили заведующий лабораторией Новосибирского института органической химии им. Н. Н. Ворожцова СО РАН член-корреспондент РАН Нариман Фаридович Салахутдинов и генеральный директор группы инновационных компаний ИФАР (Томск) доктор медицинских наук Вениамин Абрамович Хазанов.

Согласно его данным, мировая фарма реинвестирует около 200 миллиардов долларов в год на разработку новых препаратов, каковых в течение этого срока выходит на рынок 25-30 наименований, а вся цепочка от поиска перспективной молекулы до коммерческого производства занимает не менее 15 лет. Н.Ф. Салахутдинов сообщил: затраты на разработку одной молекулы в промежутке с 2002 по 2007 годы составили 2.8 млрд. долларов, а  с 2007 по 2011 — уже 4.2 млрд. В России средняя стоимость вывода на рынок инновационного лекарственного средства ниже в десятки раз, около 2 миллиардов рублей.

И в докладах, и в свободной дискуссии обсуждались российская программа «Фарма-2020» (продленная до 2024 г.) и ее наследница — стратегия «Фарма-2030». Вторая не содержит подпрограмм и списка конкретных мероприятий, которые будут приняты для поддержания фармпроизводства, а включает обобщенные задачи, которые необходимо решить к 2030 году. Эта особенность документа вызывает у российских исследователей и разработчиков лекарств желание включить в него ряд дополнений, акселерирующих именно инновационную составляющую.

Возможность получать в России инновационные препараты показало успешное продвижение проекта по средству против болезни Паркинсона. В лаборатории Наримана Салахутдинова был исследован диол — вещество, получаемое из одного из  составляющих скипидара (агент, зарегистрированный под маркой Проттремин).  На сегодня томский ИФАР завершил проведение клинических исследований безопасности, переносимости и фармакокинетики  при приеме Проттремина здоровыми добровольцами. Идет подготовка ко второй фазе «клиники»  — на эффективность и безопасность уже у пациентов с болезнью Паркинсона.  На заседании КМК традиционно звучало много вопросов и реплик участников. В частности, один из них высветил парадокс:  с одной стороны, очевидна перспектива персонализированной медицины и соответствующих лекарств, с другой — препарат индивидуального применения никак не может быть испытан.

 

Соб. инф.

Фото  Андрея Соболевского

Документы подразумевают проведение на базе университета ряда научно-исследовательских и опытно-конструкторских работ совместно с подразделениями СИбНИА и подготовка кадров для авиационной отрасли.  В частности, ученые университета помогут в создании технологий с использованием искусственного интеллекта в обработке и анализе так называемых больших данных (big data), которые получают во время проведения тех или иных испытаний самолетов и их агрегатов.

Еще одно направление совместной работы связано с математическим моделированием поведения в условиях экстремальных нагрузок узлов летательных аппаратов и новых композитных материалов, предлагаемых отечественным авиастроителям. В частности, отработка возможных сценариев их разрушения в ходе эксплуатации.

Как подчеркивают в университете, научно-техническое сотрудничество не ограничится только этими направлениями и будет направлено на решение широкого спектра задач по развитию технологий авиастроения.

«У нас образовался огромный разрыв между фундаментальной наукой и практическим применением полученных учеными результатов в производстве. И сейчас очень остро встал вопрос исправления этой ситуации. Заключенные соглашения как раз создают механизмы взаимодействия между академической наукой в лице НГУ, прикладной наукой в лице СИбНИА и индустриальными партнерами – предприятиями, занятыми в авиастроительной отрасли и смежных с ней направлениях», — отметил директор Центра взаимодействия с органами власти и индустриальными партнерами НГУ кандидат физико-математических наук Александр Николаевич Люлько.  По его словам, речь идет о самых разных форматах совместной работы: открытие новых молодежных лабораторий, проведение совместных семинаров, выполнение НИОКР по заказу партнеров.

Еще одним направлением сотрудничества станет подготовка кадров для авиастроительной отрасли и организация практической подготовки студентов в лаборатория статической и усталостной прочности СибНИА. Образовательная программа, реализуемая в форме практической подготовки на базе СибНИА, состоит из следующих компонентов: теоретическая подготовка; учебная и производственная практика; научно-исследовательская деятельность. Опыт такого сотрудничества между НГУ и СибНИА уже имеется. С прошлого года студенты Высшего колледжа информатики НГУ стали проходить стажировку в СибНИА.

По материалам пресс-службы НГУ

Фото Андрея Соболевского

«Многие крупные высокотехнологичные компании строят свою научную политику и шире, стратегию развития, вне собственного контура. Они создают своеобразные внешние облачные R&D-экосистемы и для этого стремятся находить единое “окно в науку”, — рассказал заместитель председателя СО РАН и директор научно-образовательного центра “Газпромнефть-НГУ” доктор физико-математических наук профессор РАН Сергей Валерьевич Головин. — Индустриальным партнерам со сравнительно узкой специализацией таким окном может быть мощный институт с широким фронтом исследований — такой, как Институт ядерной физики им. Г.И. Будкера СО РАН либо ФИЦ “Институт катализа им. Г.К. Борескова СО РАН”. В других случаях интегратором научных компетенций выступает Сибирское отделение РАН как госучреждение, уже имеющее опыт такого сотрудничества с “Татнефтью”, “Норникелем” и другими компаниями. Третий вариант политики взаимодействия с наукой реализует “Газпром нефть”, создающая научно-образовательные центры (НОЦ) на базе ведущих исследовательских университетов России». При этом, подчеркнул Сергей Головин, слово «университет» не должно вводить в заблуждение — речь идет об интеграции возможностей всех научных и инновационных команд, работающих на определенной территории, в частности, новосибирского Академгородка с его высокой концентрацией исследований и разработок.

В коммуникационной сессии приняли участие 11 вузов Москвы, Санкт-Петербурга, Уфы, Казани, Саратова, Тюмени, Томска и Новосибирска, где действуют или проектируются НОЦ «Газпром нефти». Пятидневная программа включала представление векторов развития компании, круглые столы, ярмарки проектов и другие форматы общения. Обсуждались основные технологические вызовы, стоящие перед нефтяной отраслью — в том числе перспективы безлюдных месторождений и их цифровых двойников, экологической нейтральности, оптимизации управленческих решений, разработки газоконденсатных месторождений, строительства на мерзлоте и другие.

«От такого сотрудничества мы уже получаем очень многое, но многое и даем, — заметил руководитель программ Научно-технического центра “Газпром нефти” Павел Павлович Сорокин. — Мы генерируем цифровые, технологические и другие решения широким кругом команд, привлекая людей с незаурядным мышлением. У них большой опыт работы в разных отраслях, не только нефтегазовой. От фундаментальной физики и математики — до IT, биотеха, металлургии и так далее. В результате такого взаимодействия происходит трансфер идей и технологических решений». Павел Сорокин отметил, что внешние партнеры «Газпром нефти» привносят в работу по корпоративным задачам свой предшествующий опыт и создают очень продуктивную среду: «Мы формируем сообщество специалистов самого различного профиля, которые подходят к решению определенной задачи каждый со своей стороны, но, тем не менее, говорят на одном языке и мыслят на одной волне».

Университеты как учебные заведения тоже являются бенефициарами такого сотрудничества. Павел Сорокин рассказал, что «Газпром нефть» открыла в рамках НОЦ НГУ три магистерских программы: по IT-геофизике, моделированию нефтегазовых систем и нефтяному инжинирингу. «Эффективность этих программ заключается не в том, сколько специалистов пришло непосредственно к нам в компанию, — акцентировал представитель “Газпром нефти”, — а сколько остается работать у вас в Академгородке. Поскольку здесь развивается единая наукоемкая среда, очень полезная в своем единстве, слитности. Из 12 магистров мы возьмем в штат максимум двоих, а остальные будут работать и на наши, и на другие задачи в своих организациях на месте». Эти люди, по словам Павла Сорокина, играют роль медиатора между фундаментальной наукой и корпоративным целеполаганием в сфере высоких технологий (в частности, нефтегазовых). Собеседник подчеркнул ценность выпускников, увлеченных наукой и идущих работать в исследовательские институты под эгидой СО РАН — в силу качества полученного образования и некоторого практического опыта они способны сделать фундаментальные исследования практикоориентированными.

Преимущество «облачных экосистем» состоит и том, что они способны вести поисковые исследования, разрабатывать на их основе новые технологии, а потом осуществлять их сервис не только для компании-организатора, но и для других клиентов. Выигрыш работы именно через университеты проявляется, как не раз подчеркивалось,  заключается в параллельной подготовке кадров и выращивании перспективных команд еще на стадии бакалавриата. Впрочем, на круглых столах говорили и о старших классах, попутно отмечая отторжение «нефтянки» некоторыми школьниками как якобы экологически вредной отрасли. Интересно было послушать про отношение к студенческим работам — в каких ситуациях они благотворны, а в каких неприемлемы. Ну а многочисленные магистерские программы «Газпром нефти» (не только в НГУ) стали на коммуникационной сессии предметом отдельного трека. И в выступлениях, и в кулуарах неоднократно отмечалось отличие этого мероприятия от «Технопрома» и Санкт-Петербургского экономического форума. Там участники демонстрируют свои достижения и транслируют их в соглашения и контракты, здесь же происходит генерация идей, которые вырастут в будущем в достижения и предметы соглашений и контрактов.

«Нам удалось наладить очень честный и предметный диалог, доходящий иногда до острых дискуссий, — охарактеризовал коммуникационную сессию Павел Сорокин. — ключевая ценность состоит не в том, чтобы показать себя с лучшей стороны, а чтобы поставить вопросы, на которых будут найдены совместные ответы». Он также поделился впечатлением о том, что между университетами практически стёрлась конкуренция за внимание и ресурсы «Газпром нефти», особенно в вопросах интеллектуальной собственности: «Когда в нас видят не однократного заказчика, а стабильного партнера, то взаимоотношения прорастают и в межвузовских взаимодействиях. Выражаются они, прежде всего, в согласованной специализации: Санкт-Перербургский университет ИТМО делает фокусировку, к примеру, на разработке наукоемкого ПО, а НГУ — на микрофлюидике. У нас появилось видение разработки целостных технологических цепочек разными по расположению и специализации командами». Обозначил Павел Сорокин и диапазон длительности решения прикладных задач в интересах «Газпром нефти» — от шести месяцев до двух лет. Темпы развития технологий в нефтегазовой отрасли таковы, что «бессмертных лабораторий» с «вечными тематиками» здесь быть не может.

«Я участвую в этих сессиях, начиная с нулевой,  и вижу большой прогресс, —  сказал на закрытии пятидневного марафона Сергей Головин, выступая “от всего Академгородка”. — Если на ознакомительном этапе просили расшифровать аббревиатуры и разъяснить организационные вопросы, то теперь у нас сформировалось единое проблемное поле, в котором мы действуем, общаясь на одном языке при согласованном понимании приоритетности и методов решения тех или иных задач. Появилось много общих планов и возможностей их реализации».  «Для нас, для науки, такое взаимодействие очень выгодно, — обобщил заместитель председателя СО РАН. — Открывается широчайшее поле для реализации всего нашего исследовательского потенциала и происходит поднастройка работы ученых на самые востребованные направления и конкретные задачи».

Подготовил Андрей Соболевский

Фото автора

Ожидается, что это станет новым импульсом для развития китайской автомобильной промышленности. «Современное оборудование лаборатории позволяет нам моделировать реальные промышленные условия, — говорит Оуэн Чжан, технический директор шанхайской лаборатории OCSiAl Group, — создавать прототипы новых материалов в соответствии со спецификациями каждого клиента и тестировать новые составы дисперсий. Благодаря новой лаборатории региональные производители могут получить образцы промышленного объема всего за несколько дней».

В 2021 году Китай произвел 79% всех литий-ионных аккумуляторов, поступающих на мировой рынок, и стал мировым лидером рынка литий-ионного производства. Нанотрубки TUBALL (торговая марка, которую зарегистрировала компания OCSiAl) стимулируют развитие этого рынка. Инновационная разработка позволяет сократить разрыв по дальности, стоимости и времени зарядки/заправки между электромобилями и автомобилями, которые работают на бензине и дизеле. Компания сообщает, что в настоящее время аккумуляторы с TUBALL уже производятся рядом ведущих производителей литий-ионных аккумуляторов. 

OCSiAl стартовала в 2010 году в новосибирском Академгородке. Сейчас это международная компания, которая является мировым в производстве графеновых нанотрубок. Ее стремительное развитие считается во многом беспрецедентным для современной России. Создавали компанию, в том числе, и новосибирские ученые, которые разработали новую технологию.  «В качестве примера можно сказать, что автомобильные шины с добавкой нанотрубок имеют тормозной путь на 30% меньше, а типичное количество нанотрубок, которое нужно добавлять, исчисляются сотыми долями процента. То есть это новый материал XXI века», — рассказывал Владимир Меледин, главный научный сотрудник Института теплофизики им. С.С. Кутателадзе СО РАН, комментируя получение Госпремии. 

Государственную премию в области науки и технологий 2019 года получили трое ученых института теплофизики СО РАН — Михаил Предтеченский, Дмитрий Маркович и Владимир Меледин — за создание основ мировой индустрии одностенных углеродных нанотрубок и научное обоснование новых  методов диагностики неравновесных систем и управления ими. 

По материалам BFM

Фото OcSiAl Group

О категориальной чистоте и инновационном развитии

 Автор этих строк сравнил себя с известным персонажем Фонвизина, не знавшим, что изъясняется прозой. Точно так же, десятки лет занимаясь рекламой, радиовещанием, журналистикой и пиаром (а также сочиняя стихи и фотографируя), я не подозревал о своей принадлежности к миру креативных индустрий. Вместе с айтишниками, балеринами, кибер- и просто спортсменами, музыкантами, издателями, дизайнерами, народными умельцами и много еще кем. Поскольку на мероприятии (в Малом зале Дома ученых СО РАН и удаленно) преобладали ученые, то в начале дискуссии они решили, как принято в сообществе, «определиться с терминами». По словам доктора социологических наук Надежды Дмитриевны Вавилиной, «Академическое обсуждение всегда начинается с борьбы за чистоту категориальной крови». Научный руководитель ФИЦ «Институт цитологии и генетики СО РАН» академик Николай Александрович Колчанов призвал обратиться к конфуцианской идее «исправления имен», согласно которой суть любого объекта имеет и прямую, и обратную связь с названием. «Замечательные памятники Дмитрию Константиновичу Беляеву и лабораторной мыши возле нашего института создал не “креативный дизайнер”, а талантливый творец, и это принципиально!», — подчеркнул ученый. Председатель Сибирского отделения РАН академик Валентин Николаевич Пармон высказался мягче: термин «креативность» ему не вполне понятен, но есть вечный диалог физиков и лириков, технарей и творческих гуманитариев, трансформировавшийся к нашему времени во взаимодополняющий единый дискурс.

Между тем понятие «креативных индустрий» раскрыла в своем докладе инициатор всего мероприятия — ректор Новосибирского государственного университета архитектуры, дизайна и искусств им. А.Д. Крячкова доктор культурологи Наталья Викторовна Багрова. Креативная отрасль не подпадает под гладкую, емкую и лаконичную формулировку — это мозаика очень разных нематериальных производств, часть из которых (IT-технологии, промышленный дизайн, издательское дело, smart city, музеи, медиа и т.п.) плотно примыкает к сфере исследований, а остальные прямо или косвенно питаются ее плодами. По мнению Н. Багровой, весь этот конгломерат дополнительно делится на «традиционное» (например, классическое искусство, фольклор и т.п.) и «авангардное» (дизайн, IT, современные медиа и т.д.) направления — в отношении первого следует проводить политику поддержки, второе акселерировать. Систему взаимодействий инновационной экономики, креативных индустрий и традиционной культуры ректор НГУАДИ отобразила в элегантной графике, напоминающей первый советский спутник.

 

 

«В словосочетании ”креативные индустрии” первое слово — определение, а второе отображает суть явления как экономической категории», — подчеркнула Надежда Вавилина. Кандидат экономических наук Ольга Владимировна Валиева (Институт экономики и организации промышленного производства СО РАН) показала роль креативных индустрий в общем процессе инновационного развития, уровень которого определяет международно признанный индекс, а на его исчисление прямо влияет субиндекс creative outputs. Он, в свою очередь, зависит от доли нематериальных активов, креативных продуктов и услуг, а также IT-сектора в структуре валового внутреннего продукта (ВВП) той или иной страны. «У креативных индустрий есть нормальные единицы измерения и методики расчетов, — подчеркнула Ольга Валиева. — Если же говорить об интегрирующем индексе инновационности, то тут Россия далеко не в числе первых». Но и не последних: в мировой шкале наша страна занимает 45 место, в европейской — 29 (из 56, включая непризнанные государства). В списке десяти лидеров инновационности среди «стран с доходами выше средних» Россия стоит на шестой позиции: после, в частности, Китая, Турции и Таиланда и перед Мексикой и Сербией. К тому же налицо ряд положительных трендов — так, с 2017 по 2021 год у нас в стране нарастал поток заявок на товарные знаки, чему не препятствовала и пандемия: прошлый год дал 13%-ю прибавку к позапрошлому.

Чей гений места  гениальнее

Наличие статистического материала рождает искушение сравнивать инновационность/креативность не только национальных, но также региональных и урбанистических экономик.  Правда, Наталья Багрова оговорилась, что приводит статистику по данным государственной регистрации компаний и частных предпринимателей согласно формальным классификаторам — другой возможности просто нет. Получилось, что по доле выручки от таких субъектов предпринимательства Новосибирский регион уступает только Москве, Санкт-Петербургу и Нижегородской области, а вот город Новосибирск  отстает еще от девяти региональных центров, включая Красноярск.

Опять же, какие параметры сравнивать. Если оценивать по доле занятых работников (помня о широте и пестроте состава креативной отрасли), то столичные мегаполисы с 18,5% (Москва) и 12,6% (Питер) сильно оторвались от всех остальных с их 4-5%. При сравнении вклада креативных индустрий в валовый муниципальный продукт (ВМП) пропасть не так глубока, а если берем долю «креативных организаций» в общей структуре компаний — неравенство еще больше сглаживается: в Санкт-Петербурге  12,4%, в Новосибирске 10,3%.  Если же пересчитывать по соотношению числа «креативных компаний» (в самом широком диапазоне, от телецентров  до танцевальных школ) к населению города, то абсолютным лидером в границах СФО становится, например, Горно-Алтайск.

 

Н.В. Багрова, как и О.В. Валиева, на макрорегиональном уровне фокусировалась не на конкуренции, а на кооперации, хотя выступала с позиций новосибирских, прежде всего, интересов. Она напомнила, что областное правительство в июне прошлого года отдельным постановлением утвердило Концепцию развития креативных индустрий и сегодня готовит соответствующий раздел в Стратегию социально-экономического развития НСО до 2030 года. Ректор НГУАДИ уверена, что Новосибирская область обладает потенциалом совершить «лаврентьевский прорыв в культуре» и «набравшись окаянства, сделать то, что через N лет станет объектом ошеломляющего туризма». «Тут без науки и ученых не обойтись, — резюмировала Наталья Багрова. — В этом плане сравнение с поясом внедрения очень меткое».

«Гению места», важности формирования определенных точек роста креативных индустрий на заседании (неподходящее слово, но прижилось) КМК было посвящено много сообщений и выступлений. Продюсер мультипликационного проекта «Маша и Медведь» (кстати, выпускник мехмата НГУ) Дмитрий Геннадьевич Ловейко напомнил о феномене якутского кино: частная инициатива создания фильмов с этническим колоритом получила поддержку республиканского правительства и переросла в тренд, заметный на общероссийском уровне. Президент ассоциации «СибакадемСофт» Ирина Аманжоловна Травина подчеркнула важность подготовки креативных кадров по определенной узкой специализации: так, в Сибирском федеральном университете (Красноярск) совместно с французским Институтом Поля Бокюза был открыт необычный факультет — гастрономии. «В результате город становится кулинарной столицей Сибири, даже в ковидном 2021 году там открылось 17 новых ресторанов, в том числе высокой кухни, — акцетировала И. Травина. — Нечто подобное следует предпринимать и по другим креативным технологиям, например, в гейм-индустрии. Здесь не хватает центра целевой подготовки кадров с привлечением международных компетенций и авторитетов». 

Помощник директора Института археологии и этнографии СО РАН по научно-просветительской работе Дарья Дмитриевна Гаркуша обозначила площадку музея под открытым небом ИАЭТ СО РАН как полигон культурных практик: концертов, этнических и реконструкторских фестивалей, праздников, мастер-классов и многого другого. Она показала демо-версию виртуальной трехмерной экскурсии по музею (созданной при поддержке Президентского фонда культурных инициатив), презентация которой состоится в июне. Эта цифровая прогулка дает возможность «обойти» и «облететь» обширную музейную территорию зимой и летом, а также попасть внутрь строений и получить информацию по множеству объектов и артефактов.  Самый впечатляющий, пожалуй, набор креативных практик представила директор крупнейшей за Уралом Государственной публичной научно-технической библиотеки СО РАН доктор исторических наук Ирина Владимировна Лизунова. В ее докладе прозвучали десятки примеров: от международного фестиваля «Книжная Сибирь», всероссийских Фестиваля науки и «Библионочи» до летних чтений «У фонтана», концертов новосибирских композиторов «Неоклассика» и акции «#Аутизмнеприговор». Модератор встречи, заместитель председателя СО РАН доктор физико-математических наук Сергей Робертович Сверчков отметил значение прошедшей в ГПНТБ конференции  LibWay-2022: «Это явление и межкультурной интеграции, и, что сегодня крайне важно, научной дипломатии». Впрочем, даже отдельная печатная книга может стать концентратом креативных решений: на примере «Атласа Сибири» это показал руководитель московского издательства «Феория» Андрей Петрович Притворов.

Стеклянная котельная

О том, как банальный проект может стать креативным и изменить среду вокруг себя, рассказал Андрей Андреевич Литвинов, председатель комитета по развитию социальной инфраструктуры и человеческого капитала Федеральной территории «Сириус» и одновременно директор центра урбанистики Научно-технологического университета «Сириус». «Некогда, работая в проектном бюро, мы получили заказ из небольшого провинциального городка, — поделился он. — Требовался проект обычной газовой котельной. Мы с коллегами решили сделать ее полностью прозрачной, и заказчик, к счастью согласился с этим. Дальше начались чудеса. Монтажники делали свою работу ювелирно, словно на арт-объекте. Котельная и вышла таким объектом, стала городской достопримечательностью, а сам город благодаря этому — магнитом для туристов». «В современных условиях отказ от креатива — прямой путь к застою и безысходности», — убежден Андрей Литвинов.

Он выделил семь некоторых  «акцентов развития креативности», которые стоит принимать во внимание, и первым из них назвал опять же научную основу. Креативные решения, по мнению А.Литвинова, должны опираться на научные знания и научную картину мира: «Наука — одновременно первооснова развития и его индикатор». Как пример эксперт привел архитектуру мобильной сцены в «Сириусе», движения и подсветка которой ассоциированы с астрономическими и физическими процессами. А остальные шесть акцентов? Некоторые более чем ожидаемы: смелые идеи в искусстве (см. выше), повсеместное применение IT-технологий, комфортные городские связи. Внезапно в линейку акселераторов креативных индустрий встает спорт и, шире, культура тела — здесь тоже открывается простор для творчества, индивидуального и коллективного. Множащиеся до бесконечности виды современных физических практик — еще одно пространство для креатива, тоже вполне коммерциализируемого.

«Коммерциализация креатива очень похожа на коммерциализацию науки, — в унисон с Андреем Литвиновым говорит Наталья Багрова, — поскольку в центре находится добавочная стоимость, получаемая за счет применения интеллектуальной собственности».  Различие же заключатся в том, что наука сосредоточена на получении новых знаний, а креативные индустрии — на погоне за «новой нефтью», которой ректор НГУАДИ назвала человеческое внимание.  Человек, его таланты и компетенции, с другой стороны являются основной производительной силой креативных индустрий, причем один «креативщик» трудоустраивает еще восьмерых смежников из других, поддерживающих сфер — маркетинга, дистрибуции, полиграфии и так далее.  В этом плане Наталья Багрова поделилась тревогой: «Способная молодежь и раньше перетекала из Сибири в столичные города, а в свете последних событий дизайнеры полетели из России вперед айтишников».

Генеральный директор АНО «Кластер искусственного интеллекта»  Игорь Анатольевич Болдырев к местонахождению носителей компетенций относится прагматично: «Мы как работали, так и работаем с программистами, живущими за пределами России». Да, но! Там они и тратят свои, как известно, не всегда скромные зарплаты, подпитывая экономики не России, Новосибирска или Красноярска, а Кипра, Грузии, Сербии и других мест так называемой релокации. Правительство декларировало ряд «удерживающих преференций», но избирательных и половинчатых на взгляд автора этих срок. От призыва в армию — не освобождение, а отсрочка. И только для штатных (!) сотрудников аккредитованных (!!) IT-компаний, тогда как множество айтишников работают на фрилэнсе, нисколько не озабоченные контентом своих трудовых книжек. В такие же узкие  рамки заключены возможности льготного кредитования и налоговых каникул. Предложения РАН распространить преференциальный пакет на всю научно-технологическую сферу не пока что получили деятельного отклика. Тем более не видно, даже в перспективе, мотивов удержания (кроме как силой) в стране представителей десятков других профессий, относящихся к креативным индустриям.

Наталья Багрова права: эту сферу роднит с академической наукой капитализация исключительно человеческого ресурса. Никакого сырья, кроме серого вещества. Человекоцентричность  придает креативным индустриям (разговор всё же о них) два противоречивых свойства: гибкость и хрупкость. И поневоле вспоминается стеклянная котельная Андрея Литвинова. Чем не визуальная метафора?

Фото автора и из открытых источников

 

 

 

 

Под председательством губернатора Новосибирской области Андрея Александровича Травникова участники обсудили ход выполнения предыдущих решений и поручений президиума Коордсовета. Были заслушаны сообщения о степени проработки проектов развития научной инфраструктуры — ЦКП «Центр генетических технологий» и «Опытное производство катализаторов», Новосибирского научно-образовательного центра СО РАН на базе НГУ, Центра исследований минералообразующих систем и Центра оптических информационных технологий и прикладной фотоники.

Председатель Сибирского отделения РАН академик Валентин Николаевич Пармон выступил с инициативой определения границ «Большого Академгородка» — в том числе как единого земельного фонда, где предполагается установить мораторий на любые строительные землеотводы, не согласованные с мастер-планами. Валентин Пармон также обозначил пожелание цельного, а не поэтапного мастер-планирования территории будущего городка инноваторов между Нижней Ельцовкой и наукоградом Кольцово. «Предлагаем провести конкурс на название этого проекта», — дополнил глава СО РАН.

На заседании также заслушали сообщение о результатах сейсмологических обследований при разработке проектно-сметной документации строений и сооружений ЦКП СКИФ. Было отмечено,  что согласно заключению экспертов, выбранный участок адекватен задачам строительства СКИФа, проект безопасен для окружающей среды и населения.

Соб. инф.

Унылый ландшафт

Обратимся к цифрам. Общие затраты на российскую науку по оценке Счетной палаты РФ составляют в настоящее время около 1 028 млрд. руб. (около 16 млрд. USD на момент оценки) в год. Казалось бы немало, но в США это порядка 500 млрд. долл., в Китае около 450 млрд., в Японии примерно 170 млрд., Германии —120, в Южной Корее — 80. По объему относительных затрат на науку (1,1% ВВП) Россия находится на 34-м месте. По показателю в расчете на одного исследователя позиция еще хуже — 47-е место. По числу патентных заявок Россия отстает от США почти в 16 раз, а от Китая — в 38.

Быть может ситуация плохая сейчас, но в динамике происходят качественные улучшения? Нет, начиная с 2006 года не был выполнен ни один стратегический документ, касающийся финансирования науки. В принятой в 2006 году Стратегии Российской Федерации в области развития науки и инноваций записано, что к 2015 году доля затрат на науку в ВВП должна составить 1,8 процента. В принятой в 2011 году Стратегии инновационного развития России до 2020 года доля науки в ВВП должна составить 2,5-3 процента. Но фактически доля науки в ВВП с 2001 года по настоящее время осталась практически неизменной и составляет около 1 процента.

Россия не сильно отстает от ведущих стран по числу исследователей, занимая 4-е место (429 тыс. чел.) после Китая — 1 692 тыс., США — 1380 тыс. и Японии — 665 тыс. чел. Так сложилось исторически, в этом нет заслуги новой российской власти. В 1993 г., заметим, численность наших ученых достигала 1 315 тыс. чел. Налицо неприятный феномен: российская наука является единственной в мире, где третье десятилетие подряд сокращается количество исследователей. 

То есть мы можем сказать, что у нас довольно много ученых, но финансируется их работа слабо, и они очень скудно оснащены материальной базой для исследований. В этой ситуации наивно было бы ожидать от российской науки больших результатов, а тем более периодически провозглашаемого «прорыва». Экономический уклад в России прост и продолжает упрощаться. В основе — сырьевые отрасли, монополизированные узкой группой собственников. Здесь есть некоторая ниша для высоких технологий, но она заполняется импортом, вполне осуществимым и в условиях санкций: бизнес есть бизнес. Соответственно, в стране  очень мало высокотехнологичного производства, которое во многом являют собой замкнутые оборонные циклы.  Отсюда простая импликация: нет/мало высокотехнологичного производства — нет/мало спроса на технологии; нет/мало развития технологий — нет/мало спроса на науку.

«В консерватории что-то поправить»

Недокормленное состояние российской науки — это еще полбеды. На нее постоянно обрушиваются управленческие и организационные эксперименты государства. Самый масштабный и радикальный из них — реформа Российской академии наук. Которая, заметим, явно нуждалась в реорганизации. Она была создана как имперское учреждение, существовала как имперское учреждение, и наибольшего своего успеха достигла в период СССР. В новом, рафинированно капиталистическом  государстве, при новых исторических, политических и культурных реалиях РАН в прежнем виде существовать не могла. Реформы нужно было предлагать изнутри академии,  самим ее членам, но академическая элита слишком долго и плотно была занята решением внутренних проблем, видимо, полагая, что до нее руки государства не дотянутся. Справедливости ради нужно сказать: власть выжидала довольно долго, но, в конце концов, обратила внимание и на этот актив. Все-таки к академии относился изрядный кусок государственной собственности. Не так много, как газ, нефть и металлы, но все-таки. Тем более что к моменту реорганизации РАН природные ресурсы уже были поделены. Ну и вырождение самой академической элиты, конечно, сыграло свою роль. Она позволила с собой так поступить.

Что случилось в 2013 году и далее — хорошо известно. Вывод из РАН всех исследовательских институтов, слияние трех академий и сокращение функций этого трехглавого существа до экспертизы (того, что дают экспертировать) и пропаганды науки (почти без бюджета на эту важнейшую работу). Что же до отобранного у РАН управления наукой, то в руках чиновников ФАНО и затем Минобрнауки оно естественным образом бюрократизировалось. Качество научных исследований стало оцениваться в спортивных критериях — категориями, местами и рейтингами. Появились научные организации 1-й, 2-й и 3-й категории, которые, видимо, выдают разной степени новизны или свежести научные результаты. Работу бюрократического аппарата в России и так-то нельзя назвать эффективной — тем более не следует ожидать, что он способен управлять такой сложной деятельностью, как наука. 

Новейшая административная новация — поставить во главе науки университеты, сделать их лидерами и интеграторами исследований. Университетов у нас много. Раньше было меньше, но потом произошло декларативное повышение позиций: ПТУ стали колледжами, институты — университетами или академиями. Международные рейтинги  российских вузов от этого почему-то не выросли, и было решено ввести еще одну градацию — «научно-образовательные центры мирового уровня» (НОЦ, НЦМУ). Подготовили соответствующие документы, и некоторые активные лидеры субъектов Федерации уже успели получить от Москвы такую привилегию.  В Перми, Кемерове, Белгороде и других городах скоро появятся эти самые НОЦ-НЦМУ. В региональном масштабе  воздействия на науку и особенно образование НОЦы важны, но им не вырасти до глобального признания. Центр мирового уровня нельзя назначить, его можно только вырастить. Формирование, становление и развитие научных школ — длительный, сложный и ресурсоемкий процесс.  Для получения  выдающегося научного результата нужно многолетнее накопление критической массы интеллектуальных и материальных ресурсов. Нужна социальная среда. Многое нужно, и никак не получится быстренько «сделать немножко классной науки в отдельно взятом условном Челябинске».

Вообще-то модель научно-образовательных центров с лидирующей позицией университетов взята из западной практики. Там сложилась многовековая традиция,  существует столетиями отшлифованный механизм управления и финансирования университетов. Первый из них появился в Европе в XI веке, а если брать Константинополь, то в IX. В России первым стал университет, учрежденный в 1725 году в составе Академии наук, а первый университет классического образца, московский, был открыт только в 1755 году. В российской традиции наука во многом развивалась самостоятельно, а не как часть образовательных учреждений. Путем слепого копирования методов других стран сделана попытка слить два родственных, но разных вида деятельности: науку и образование, причем образование поставить во главе науки, подчинить более креативный и сложный вид деятельности — науку — всё же менее сложному — образованию. Университеты, какие они есть в России, не могут быть интегратором науки и во главе науки: все скороспелые манипуляции вроде НОЦ-НЦМУ приведут либо к оттоку ресурсов от собственно исследований, либо к их профанации.

Реальные точки роста

Однако как писал еще Карл Клаузевиц, «Если абсолютного превосходства достичь невозможно, вы, умело используя имеющиеся ресурсы, должны добиться относительного перевеса в наиболее важной точке». Слова выдающегося военного стратега не являются каким-то научным откровением, это просто отражение здравого смысла. Даже неграмотный крестьянин на имеющемся у него участке земли выращивает те культуры, которые лучше всего растут именно на этой почве, и тем способом, который этой почве подходит. Он может, конечно, рекультивировать почву, чтобы на ней росло всё и вся, использовать самую современную агротехнику, но это уже совершенно другие затраты и другие навыки.

Напрашивается мысль, что в российской науке с ее весьма ограниченными ресурсами  их следует направлять на участки наибольшей отдачи и наиболее подходящим способом. Не всё еще потеряно, остались научные сообщества, школы, организационно очерченные научные структуры. Среди них нужно выбрать наиболее подходящие точки роста, вложить в них ресурсы и постараться вырастить там «центры превосходства». Давайте, положа руку на сердце, откажемся от амбиции «войти в пятерку мировых научных лидеров», то есть по всем областям знаний и фронтирам исследований. Сможем — но не во всём, а там, где есть заделы и ресурсы на их развитие.

Примером (если не эталоном) здесь является Сибирское отделение РАН и, в частности, новосибирский Академгородок. Это уже сложившийся организационно, территориально и социально научно-образовательный центр мирового уровня. Он формировался  в течение 65 лет за счет использования огромного (до 1990-х) количества ресурсов. Новые инвестиции в развитие Академгородка дадут гораздо больший эффект, чем распыление ограниченных средств на многие вновь создаваемые — маленькие и сугубо локальные —научно- образовательные центры. Необходимость этого власть вроде бы осознает, есть распоряжение президента России, согласно которому подготовлена программа под хорошим названием «Академгородок 2.0». Она была составлена исходя из наличия предпосылок формирования особой модели территории с высокой концентрацией науки и образования и создания инновационной инфраструктуры для реализации нового этапа развития Новосибирского научного центра. 

Всего программой «Академгородок 2.0.» предполагается реализация 31 научного, образовательного и инфраструктурного проекта (в том числе класса mega science), крупных градостроительных и социальных  решений с суммарным объемом капитальных вложений в пределах 15 млрд. долл. за 15 лет.  Будет ли реализована эта программа?  Сомневаюсь. На сегодня она рассредоточена по ведомствам и потеряла свою целостность. Чтобы «Академгородок 2.0» состоялся целиком и полностью, следует кое-что исправить в управлении всей российской наукой.

Работа над ошибками

По происшествии времени многие начинают понимать, что слияние трех академий в одну дало больше минусов, чем плюсов. Слишком разная специфика у сельского хозяйства, медицины и традиционных академических специальностей. Сельскохозяйственная часть РАН уже ощутила, что ей комфортнее было бы действовать под крылом у Министерства сельского хозяйства. Работы ученых-аграриев имеют, как правило, специфический прикладной характер. Лучше всего они могут быть оценены, востребованы и вознаграждены под эгидой Минсельхоза РФ: ближе к жизни, заказчикам и ресурсам.

Особый случай — медицинские науки. Они тоже носят специфический прикладной характер, тесно связаны со здравоохранением.  А это — гигантский быстрорастущий сектор экономики. Рынок медицины огромен, и огромны бюджеты на медицинские исследования. В России расходы на здравоохранение составляют примерно 75 млрд. долл. США в год (5.3 % ВВП или535 долл. на человека согласно докладу ВОЗ за 2019 г. по данным на 2016г.) А в США расходы на здравоохранение в 2018 году достигли 3,6 триллиона долларов (17.7 % ВВП или11 172 доллара на человека). Суммарные инвестиции США в исследования и разработки в области здравоохранения выросли на 6,4% только за 12 месяцев, с 2017 по 2018 год, достигнув 194,2 млрд. долларов. При всех различиях, заметим, затраты на эту сферу и в России, и в США превышают оборонные бюджеты. Медицинская наука должна ориентироваться на рынок медицинских услуг, иметь возможность получения доли этого большого рынка, поэтому получит больше перспектив, если организационно перейдет в систему здравоохранения, то есть в ведение Минздрава РФ.

Оставшуюся часть академии, которая до реорганизации и была собственно Российской академией наук, нужно, видимо, сократить хотя бы раза в два-три. Потому что количество членов академии должно соответствовать масштабам российской науки.  Безотносительно количества международно признанных достижений членов РАН, давайте судить здраво: если численность ученых в России за последние 30 лет уменьшилась более чем втрое, то, наверное, нужно признать, что должно сообразно уменьшиться и количество членов Академии. Или они стали  в три раза более выдающимися?

По мнению академика Абела Гезевича Аганбегяна,  Российской академии наук следует определиться с собственной тематикой. Не нужно присоединяться к повестке, предлагаемой чиновничьим аппаратом, там не понимают научных приоритетов. Нужно иметь 3-5 (а не 30-50) широких глобальных тем, в которых необходимо добиться результатов мирового уровня, и по каждой теме должен работать комплекс институтов во главе с ученым-лидером и мощной головной организацией.  В специфичных для России условиях почти полного отсутствия «заказа на большую науку» со стороны экономики научные структуры сами должны отстроить и обеспечить функционирование механизмов планирования, распределения и контроля затрат на науку. Такая задача выполнима при восстановлении управленческих функций Академии наук и ее структур. Судя по ряду последних высказываний руководства РАН и некоторых государственных чиновников, дело к тому и идет — правда, поэтапно, медленно и осторожно.

Инновации в законе

Наука в России финансируется в основном из государственного бюджета, и занимаются ею в основном бюджетные учреждения. Юридическим собственником результатов научных исследований является, как правило, государство. Во многих случаях это условие обходится: руководители учреждений закрывают глаза на то, что исследователи участвуют в компаниях, контрактах, работают по грантам частных компаниях или делятся результатами на оплачиваемых выступлениях. Правильным все-таки было бы предложить ученым юридически корректные способы коммерческого использования результатов собственных исследований. Это стимулировало бы использование разработок и защищало права авторов.

Успешный опыт решения такой проблемы имеется в США,  где в 1980 г. был принят Акт по патентам и торговым маркам (Patent and Trademark Law Amendments Act), более известный как Акт Бэя-Доула (Bayh-Dole Act, BDA-1980). До проведения этого закона федеральное правительство владело правами на результаты исследований, которые были осуществлены в университетах на федеральные деньги. Акт Бэя-Доула передал федеральные права на патенты и результаты исследований университетам. Университеты, в свою очередь, смогли решать по своему усмотрению, оставлять ли эти права исключительно за собой, передавать авторам или же разделять их в некоторой пропорции. 

Принятие акта Бэя-Доула дало университетам финансовый стимул выводить разработки из лабораторий на рынок. В первые годы после принятия закона число исследовательских университетов, имевших программы по передаче технологий, выросло в 8 раз — до 200. Уже в течение трех лет после принятия закона при университетах было организовано более 2 200 инновационных компаний-стартапов, а также созданы подразделения по коммерциализации научных разработок. Их задачей является отбор потенциально интересных для бизнеса проектов: анализируется научная новизна, конкурентоспособность, изучаются технические риски и риски, сопряженные с выведением новой технологии на рынок. Разрабатывается маркетинговая стратегия, оцениваются перспективы — продать право на разработку на сторону или создать собственный стартап. Создается соответствующая инфраструктура: бизнес-инкубаторы и технопарки, венчурные фонды и т.п.

Положительные идеи акта Бэя-Доула были использованы в Европе: в частности, в таких странах как Германия, Великобритания, Франция, Финляндия, Бельгия, Австрия, Дания, Испания, Греция, Италия.  Похожий на акт Бэя-Доула закон был бы полезен в России. Уже сейчас во многих университетах и научных институтах есть центры центры трансфера технологий, технопарки и т.п., но существует некоторая серая зона между государственными бюджетными научными организациями и инновационными компаниями, созданными при техопарках и центрах внедрения. Юридически процесс передачи результатов исследований от бюджетных организаций частным до конца не отработан.

Такой закон будет полезен, хотя многого, конечно, не решит. В США «семена» акта Бэя-Доула упали на благоприятную почву: независимый и компетентный суд, низкие политические и административные риски, развитую финансовую систему. Просто скопировав нормативный акт США, воспроизвести американский инновационный бум не удастся — сильно не хватает базовых условий. Но положительный эффект определенно будет.

Наука как ценность

Вне науки циркулируют три расхожих мифа о ней.

А)   Что результаты исследований должны быть обязательно внедрены в производство — рано или поздно, иначе зачем всё это?

Б)     Что качественная наука может быть локальной: сибирской, кузбасской, городской, отдельно взятого университета и т.п. «Нам тоже есть, чем гордиться».

В) Что наука, изолированная от профессиональных коммуникаций, способна стать передовой — по крайней мере, в военных исследованиях. 

Исторически наука двигает индустрии, и перед российской наукой постоянно ставятся задачи внедрения результатов в производство. В России с этим всегда были проблемы. Даже русское слово «внедрение» предполагает сопротивление среды. В английском языке, например, используется термин «implementation», что означает «осуществление», «выполнение». Внедрение по-русски всегда происходит сложно и требует, по крайней мере, заинтересованности производства в использовании научно-технических достижений, а эта заинтересованность в России крайне слабая. Счетная палата РФ в своем докладе прямо указывает: «Отсутствует спрос на результаты научной деятельности со стороны бизнеса». Малым и средним компаниям не хватает ресурсов на освоение научно-технических разработок, а крупные корпорации предпочитают импортировать готовые технологии. 

Сами научные организации, как правило, не обладают достаточными ресурсами, чтобы выстроить всю цепочку от науки до производства. Ну так и не надо упорствовать. При имеющемся  незначительном ресурсном обеспечении российской науки достаточным результатом ее деятельности  будет социокультурное влияние и сохранение научного потенциала для возможного движения маятника в обратную сторону, от упрощения к сложности, к развитию экономики и общества на основе качественных научных знаний.

Наука — принципиально сложный вид деятельности со многими взаимосвязями участников, не зря мы говорим о «единой ткани науки» или «научной экосистеме». При этом наука интернациональна, даже отдельные ее области и тематики можно развивать только при значительной международной кооперации исследований. Не может быть успешных замкнутых научных сообществ, это оксюморон. Обязателен обмен знаниями, технологиями и компетенциями. Точно так же не могут сосуществовать передовая наука вооружений и посредственная гражданская наука. Россия в военной сфере дорабатывает советские заделы, двигаясь от почти доведенных до металла решений к использованию фундаментальных проработок (гиперзвук, искусственный интеллект, композиты и т.п.).

Существование науки самоценно как часть культуры. Достижения науки — общечеловеческие достижения. Российская цивилизация не может  остаться в стороне от глобальных процессов и должна вносить свой посильный вклад в мировое развитие. Даже без больших прикладных и теоретических успехов наука незаменима в плане воспитания и сохранения любознательных образованных людей. Говоря более грубо: для предотвращения (или хотя бы минимизации) одичания населения. Как выразился известный сибирский геолог академик Николай Похиленко, «Туда, где пропадает наука, приходят шаманы».

Выводы

Россия не является мировой научной державой и не станет ей в ближайшие десятилетия. Лидерство возможно лишь точечное, по отдельным отраслям знаний, направлениям и тематикам.

Научный  центр мирового уровня нельзя назначить, его можно только вырастить, а это длительный, сложный и ресурсоемкий процесс.

В России нет возможности развивать науку «широким фронтом». Ограниченные ресурсы науки нужно тратить на развитие существующих кластеров и точек роста. Пример такого кластера — Новосибирский научный центр.

Программа «Академгородок 2.0» может быть реализована в целостном виде только при ряде изменений научно-образовательной политики России.

Количество членов академии должно соответствовать масштабам российской науки.

Медицине тесно в рамках Академии. Здравоохранение — это огромный быстрорастущий сектор экономики.

Аграрная наука полностью подчинена практическим задачам АПК, поэтому ей место под эгидой профильного министерства.

Академия наук должна определиться с собственной тематикой и в этом контексте способна поэтапно вернуть себе функции управления научными организациями.

В России целесообразно принятие нормативного документа, аналогичного акту Бэя-Доула в США и ему подобных в других странах.

Существование и развитие науки самоценно как часть культуры, поэтому не требует никакого обоснования.

Фото Юлии Поздняковой и из открытых источников

В середине прошлого столетия задачи по реализации ракетно-космического, атомного, углеводородного и других наукоемких мегапроектов заострили вопрос о новых крупных формах организации науки и механизмах приоритезации направлений ее развития. В СССР пошли по пути создания компактных городов, нацеленных на одну отрасль/задачу — атомных, космических, электронных и других. Одновременно с закреплением ресурса (финансового, материального, энергетического, кадрового) под конкретную тематику, он также привязывался и к месту на карте страны — как правило, новому, но не очень удаленному от экономических центров и транспортных артерий. Так появились специфичные именно для нашей страны научные моногорода, часть которых была закрыта и засекречена.  

Новосибирский Академгородок встал в этот ряд — и одновременно выделился из него. В отличие от ядерных Дубны, Снежинска, Сарова, Северска (современные названия) или биологического Пущино, научный городок в Новосибирске был изначально задуман открытым, мультидисциплинарным, образовательным и комфортным для проживания. Если же говорить о привязке к экономике, то здесь закладывался «мостик» от науки не к одному-двум индустриальным центрам или отраслям, а ко всему комплексу производительных сил огромного Сибирского макрорегиона, в научную карту которого на начальном этапе входил и Дальний Восток.

Академгородок сразу замышлялся как ядро новой сети научных центров, которая и была впоследствии создана с опорой на успешный новосибирский опыт: многие его черты воплощены в академических городках Томска, Красноярска и (в меньшей степени) Иркутска, в построенном с нуля наукограде Кольцово. Идеология создания новосибирского Академгородка использована при планировании научно-образовательных гринфилдов Лувен-ле-Нёв (Бельгия) и Цукуба (Япония). Вместе с тем большинство мировых центров фундаментальной науки, высшего образования и инноваций, включая знаменитую Кремниевую долину в Калифорнии, китайский Шэньчжень и индийский Бангалор, представляют собой сложные структуры, точкой кристаллизации которых послужили, как правило,  обширные территории университетов и их лаборатории, к которым приросли технологические долины. Их становление и развитие инициировало неизбежную глобальную конкуренцию за таланты, и Россия до последнего времени в ней проигрывала: число уехавших за рубеж исследователей только из Новосибирска исчисляется многими сотнями и даже тысячами.

Эти процессы проистекают в сложном и нестабильном мире. Сегодняшняя геополитическая ситуация такова, что по напряженности и непредсказуемости ее всё чаще сравнивают с эпохой «холодной войны». Но набор вызовов теперь не такой, как 70 лет назад. К глобальным и локальным противостояниям прибавляются климатические, пандемические, социокультурные (миграции, религиозный и иной экстремизм), антропогенные угрозы в самом широком понимании последних: от экологических до террористических. Развитие же информационно-коммуникационных технологий породило новую опасность для всего человечества. Сам подход безусловной приоретизации научно-технического прогресса и технократической модели управления развитием стал мегавызовом, который поднимает кризис до уровня цивилизационного, требует переосмысления роли человека, возможности его уверенного существования и развития в будущем, буквально пронизанном технологиями.

Поэтому и в мире, и в России задумываются о такой перезагрузке научно-образовательной политики, ее институтов и инструментов, которая была бы способна в перспективе как минимум 50 лет сформировать системные и эффективные ответы на эти вызовы. У нас в стране в целом осознана необходимость научно-технологического прорыва, она оформлена в государственных стратегиях, приоритетах развития, национальных проектах и программах (особенности формирования этих документов выносим за скобки). Появляются новые территориальные образования с высокой концентрацией научно-образовательного и инновационного потенциала — Сколково, сочинский «Сириус», Иннополис в Татарстане — и серьезной ресурсной подпиткой. Это центры нового для нашей страны типа, достаточно далеко отстоящие от идеологии академгородков и, тем более, научных моногородов 1950-х. Вектор в целом правильный, однако с учетом мировых трендов таких точек роста в России должны быть не единицы, а 15-20, причем достаточно равномерно распределенных по карте страны, чтобы обеспечить связанность процессов научно-технологического и социально-экономического развития территорий без очевидных белых пятен.

Встает ли новосибирский Академгородок 2.0 в этот ряд либо же станет простой модификацией старой (критики скажут — устаревшей) условно лаврентьевской модели? Я считаю, что безусловно первое. Успешный опыт — основа не для «косметического ремонта», а для системного прорывного развития, которое не обязательно стартует с чистого листа.  Напомню слова нобелиата Андрея Гейма о том, что гринфилд не должен становиться самоцелью.

«Я по-прежнему считаю, что это была ошибка – всё строить на новом месте  (в «Сколково» — Прим. Ред.), и вузы, и академические институты, с нуля. Всегда есть возможность использовать эти деньги более эффективно. И Академгородок в Новосибирске — один из примеров того, что система может работать так, как на Западе».

Андрей Гейм, лауреат Нобелевской премии по физике 2010 года

Безотносительно сравнений со Сколково можно констатировать: Академгородок 1.0 создал великолепный, мощный базис для Академгородка 2.0. Здесь сложилась высочайшая (в расчете на единицу площади) в России концентрация  интеллектуального капитала. Прежде всего, это более 90 научных школ, то есть несколько поколений исследователей, накапливающих и обновляющих знания по множеству направлений. Здесь на практике происходит использование всех преимуществ системы генерации фундаментальных знаний в академических институтах — не отрицая «мирного сосуществования» с развивающейся университетской наукой.

Новосибирский госуниверситет выступает сегодня драйвером обновления Академгородка, хотя в первую очередь, как и прежде — кадрового. Сегодня в нем более чем по ста специальностям учится свыше 7 000 студентов, в том числе около 1 000 иностранных, на уровне федерального правительства согласована и финансируется программа его развития (включая физматшколу). К слову сказать, разработанная программа развития НГУ, безусловно, амбициозная и качественно подготовленная, на мой взгляд, имеет основания стать еще более масштабной. По крайней мере с существенным усилением высших ступеней образования — магистратуры и аспирантуры, базисом для которых являются как академические институты Новосибирского научного центра (а их несколько десятков), так и многие ведущие вузы макрорегиона.

Третьим «китом», на котором зиждется экосистема Академгородка, стал Академпарк — один из лучших по всем показателям технопарков России. Это более 300 компаний-резидентов, приносящих порядка 500 миллионов долларов ежегодного дохода и, что не менее важно — генератор успешных стартапов, десятки которых ежегодно встают на крыло.

К конкурентным преимуществам Академгородка относится и географическое положение. Новосибирск — узел межтерриториальных  связок, евразийский хаб. И не только транспортно-логистический, но и научно-образовательный. По линии СО РАН здесь работают Международный научный центр по трансграничному взаимодействию в Северо-Восточной Азии и межрегиональный Научный совет по экологии Сибири и Восточной Арктики. В последние годы институты СО РАН осуществляли сотрудничество по сотням тематик с научными организациями, университетами, высокотехнологичными компаниями из нескольких десятков стран.

Новосибирский Академгородок как сложная, но единая экосистема, включен и в национальную, и в глобальную научно-образовательную и научно-технологическую повестку. Здесь могут и должны рождаться ответы на запросы нескольких уровней. На мировом — генерировать знания и решения, включаемые в процессы противодействия основным цивилизационным вызовам. На национальном — выступить конкурентоспособным лидером научно-технологического развития России, усилить ее экспортный потенциал и инвестиционную привлекательность (то есть глобальную конкурентоспособность), стать магнитом для талантов (в первую очередь молодых). Для региона Академгородок 2.0 может удовлетворить здоровые претензии на звание научной столицы России и на роль драйвера развития всего Сибирского макрорегиона. Немаловажно и то, что Академгородок 2.0 отвечает на запросы человека — должен давать ему максимум возможностей для самореализации, для комфортной, безопасной и насыщенной жизни.

Да, это всё так. Но сегодня на административной карте Новосибирска, не говоря уже про одноименную область и Россию, вы не найдете слова «Академгородок». Новосибирский научный центр не имеет формальной субъектности: это часть муниципального Советского района плюс наукоград Кольцово и центр аграрной науки Краснообск плюс территории двух, как это ни парадоксально звучит, сельсоветов. От одного из них недавно отрезали кусочек — для того, чтобы строящийся комплекс источника синхротронного излучения СКИФ находился в границах одного административного образования, а не двух. Масштаб и уровень территориального управления уже сегодня отстал от масштаба и уровня решаемых задач — в том числе глобальных и национальных, далеко не полностью обозначенных выше. А что же будет завтра?

Я убежден, что Академгородок 2.0 — уникальный центр мирового уровня — не может существовать как раздробленный и разноуправляемый конгломерат, он должен обрести особый статус единого субъекта. Для этого созрели все предпосылки: материальные, организационные, социальные, правовые. «Сириус» создал прецедент формирования федеральной территории на основании одноименного закона (правда, адресного). Есть и другие форматы: инновационные научно-технологические центры (ИНТЦ), более обиходно именуемые «долинами», или КРТ (Комплексное развитие территории) — механизм, введённый законом №494-ФЗ в конце 2020 года и оставляющий неприкосновенными муниципальные границы.

Самое же ценное — возможности комбинирования этих форматов в процессе открытых и заинтересованных обсуждений. Причем обсуждаться должен не только административно-территориальный  статус Академгородка 2.0, но и главный фактор его выбора — институты и формы развития науки, образования и инноваций. Время «вечных лабораторий» и незыблемых госзаданий уходит в прошлое, мы живем в эпоху «новой мультидисциплинарности», которая выражается в стыковых, комбинирующих знаниевых проектах, формируемых разными организациями и коллективами. Крупнейшие из них — упомянутый СКИФ, а также подготовленный силами нескольких институтов проект Междисциплинарного исследовательского комплекса аэрогидродинамики, механики и энергетики (МИК АМиЭ). Академгородок 2.0 в профессиональном разрезе видится как некоторый «консорциум консорциумов», привязанный к определенной территории и управляемый из единого центра при сохранении максимальной независимости всех участников этого образования. Имеющаяся высокая концентрация научных и инженерных кадров, стабильный их источник в лице ведущих университетов создают предпосылки для появления на этой территории пояса R&D-центров высокотехнологичных компаний, обеспечивающих трансфер фундаментальных знаний в реальный сектор.

Мы проектируем и строим экспериментальные установки, в том числе класса mega science. Но экспериментальный подход следует распространить на формально вненаучные элементы Академгородка 2.0 — управленческие, социальные, градостроительные (в последней сфере пример подают инициаторы проекта SmartCity). Чтобы наше экспериментирование было успешным, бюрократический принцип «Всё, что не разрешено — запрещено» должен быть заменен обратной презумпцией дозволенности. Разумеется, в рамках действующего законодательства и здравого смысла.

Фото Славы Gelio Степанова, Алины Михайленко, Александры Федосеевой и из архива СО РАН

Темой обсуждения стали инициативы по созданию в России новых городов, ранее рассматривавшиеся на заседании Клуба межнаучных контактов СО РАН.   На встрече с членом Совета Федерации РФ Александром Александровичем Карелиным и депутатом Государственной думы РФ ректором Новосибирского университета архитектуры, дизайна и искусств Натальей Викторовной Багровой академическую науку представляли председатель СО РАН академик Валентин Николаевич Пармон, директор Института экономики и организации промышленного производства СО РАН академик Валерий Анатольевич Крюков и заместитель председателя СО РАН доктор физико-математических наук Сергей Робертович Сверчков.

Валентин Пармон информировал о выполнении Сибирским отделением миссии системного интегратора исследований и коллегиального эксперта крупных научно-технологических проектов. «Чтобы продвигать политику строительства и развития городов Сибири, нужно действовать взвешенно, обоснованно, излагать свою позицию не речевками, а аргументировано», — обратился к собеседникам Александр Карелин. Он подчеркнул, что понятие «новый» применительно к опорным городам — драйверам инновационного и пространственного развития — не означает обязательного условия строительства с нулевой отметки. Базой для формирования «новых городов» могут стать некоторые существующие поселения с высоким технологическим потенциалом. Экспертами активно обсуждались перспективы «Академгородка 2.0» — системного научно-организационного и административного образования, вырастающего (в том числе и пространственно) из сегодняшнего Академгородка. В рамках «Академгородка 2.0» выделяется СмартСити (название рабочее) — компактный и высоко комфортабельный поселок специалистов, прежде всего,  IT-отрасли.

Виталий Геннадьевич Коломеец, учредитель комапнии «ЮжПромПроект», рассказал об иннополисе «Штормовое», проектируемом на крымском берегу восточнее Феодосии на площади около 600 гектар. «Штормовое»  будет ориентировано на участие в решении проблем водородной энергетики, чистой воды и систем искусственного интеллекта. Бизнес-план иннополиса также является инновационным, поскольку предусматривает полный возврат государственных инвестиций в инфраструктуру порядка 150 млрд.рублей.

Академик В. Крюков подчеркнул, что развитие опорных городов и макрорегионов в целом требует изменение модели управления природоресурсным потенциалом: лицензионные, фискальные, логистические, градостроительные и иные вопросы следует решать в комплексе. «Производственные и управленческие цепочки должны формироваться не стихийно, не на чисто рыночной основе, а как часть государственной политики, приоритетов и предпочтений», — акцентировал экономист. «Академическая наука и, в частности, Сибирское отделение РАН, выступает за системную, последовательную проработку и экспертизу всех крупных проектов территориального развития», — подытожил В.Н. Пармон.

Фото Андрея Соболевского