Петр Подалко, профессор Университета Аояма Гакуин, Токио, Япония, выпускник гуманитарного факультета НГУ

Сразу две оговорки: во-первых, мой личный опыт весьма ограничен географически и этнографически, поскольку он распространяется главным образом на японцев, отчасти на корейцев, и лишь в малой степени на китайцев.  Во-вторых, предлагаемый текст составлен безотносительно ковидной ситуации: эпидемии приходят и уходят, проблемы остаются.

Имидж — всё

Первое и самое главное условие, которым руководствуется администрация японского вуза при выборе зарубежного партнёра — это устойчивый с точки зрения масс (то есть всего населения Японии) имидж страны, где расположен университет, а также степень политической близости с этой страной на официальном уровне. Никакая информация об общем высоком уровне преступности в США, об опасностях, поджидающих иностранного студента или туриста на улицах Нью-Йорка, Чикаго или Лос-Анджелеса, никакие повторяющиеся практически ежемесячно случаи множественных убийств в результате перестрелки в кампусах американских университетов и школах— всё это не может и ещё долго не сможет остановить рост числа желающих поехать в Америку на учёбу, стажировку, на хоумстей (проживание в семьях) и так далее.

Причина проста: тотальная «промывка мозгов» на всех уровнях, от государственного до бытового, для чего подключены самые разнообразные источники и способы подачи информации, начиная с введения много лет назад английского языка (разумеется, в версии American English) в качестве обязательного для изучения в школах и вузах со статусом «первого иностранного». Все прочие языки, как-то французский, немецкий, испанский, китайский, русский и корейский (именно в такой последовательности по степени  популярности), — проходят по категории «второй иностранный язык».

Учащихся ориентируют также через множество теле- и радиопередач в рамках учебных программ, через всевозможную рекламу изучения английского в стране его повседневного применения (здесь по-прежнему также лидируют США, но их успешно теснят более дешёвые с точки зрения проживания и вполне англоязычные Австралия, Новая Зеландия и Канада); задействованы также пресса, интернет-ресурсы, отзывы разного рода «деятелей культуры» и просто медийных celebrities. Следует учесть, что в Японии как нигде в мире высок уровень доверия населения к информации, передаваемой официальными источниками. По данным регулярно проводимых соцопросов, свыше 80% избирателей свои политические предпочтения формируют на основе той информации, которую им предоставляет чтение ежедневных газет и просмотр теленовостей. При этом позиция японских медиа в отношении США и других англоязычных стран остается стабильно положительной (чего нельзя сказать об освещении «российской темы», относительно которой только в последние годы наблюдается некоторое потепление, во многом  благодаря достаточно хорошим личным отношениям между руководителями двух стран). Так что никакие внезапные расовые и иные волнения, теракты и прочие опасные инциденты не влияют на общий тренд выбора англоязычной страны в качестве места учёбы или работы.

Кроме тяготения к американскому/англоязычному  образованию/науке, отметим ещё один стойкий тренд. Известно, что молодежь из стран с колониальным прошлым по сей день стремится получить образование и стажироваться в бывших метрополиях. Индийцы и пакистанцы — в странах Британского содружества, суринамцы — в Нидерландах, жители многих африканских стран — во Франции. В Японии также львиную долю обучающихся здесь иностранцев составляют китайские (из всех существующих ныне «Китаев», включая Гонконг и Тайвань) и корейские студенты, но так как японская колониальная история существенно отличалась от западных держав, то и обучение здесь иностранных студентов из азаиатских стран имеет свои особенности, подробное рассмотрение которых выходит за рамки нашей темы. При этом сами японцы (отдельные маргинальные примеры не в счёт) в страны материковой Азии на серьёзную учёбу не едут.  

По проторенной дорожке

Важным представляется также наличие предшествующего опыта — как личного, так и опыта научного руководителя или куратора из числа преподавателей, отвечающих за отправку учащихся за границу. Если студент/аспирант уже побывал ранее в том или ином иностранном  университете по программе «летнего обмена», на краткой стажировке или просто в ходе турпоездки, он с вероятностью 99% выберет вновь тот же самый вуз на более длительный срок. Аналогичным образом профессор, который когда-то стажировался или преподавал сам в зарубежном университете, как правило, будет именно его рекомендовать  своим молодым коллегам. Иногда совмещая это с определённой долей критики в своих воспоминаниях, но всё равно — именно его. Эффект, выраженный в русской поговорке «от добра добра не ищут», и при этом с характерным «восточным оттенком». Здесь уже работает типичное азиатское понимание верности однажды сделанному выбору, подкрепленное желанием сохранить преемственность установленных отношений и вместе с тем ожиданием ответной реакции зарубежного партнера. Даже если предыдущий опыт оказался не вполне удачным, не принято делать на этом акцент, напротив — в сознание внедряется мысль о том, что уж на следующий раз всё будет хорошо!

 

Аллея университета Аогаку, Япония

Не наукой единой

Очень важно наличие возможности обеспечения обширной культурной программы на свободное время, которого в случае студенческих обменов обычно остается достаточно много. Следует навсегда отказаться от старого советского подхода к учёбе, при котором наличие поблизости каких-либо музеев или выставок рассматривалось как приятное, но отнюдь не обязательное дополнение к основной задаче обретения новых полезных знаний. Классический пример — НГУ, изначально отделенный от Новосибирска так далеко, что до  ближайшего городского театра, цирка или концертного зала пролегали почти сорок километров, как-то преодолеваемые автобусом (реже — маршруткой и электричкой), и это было для студентов далеко не единственным препятствием на пути к культуре. Сегодня культурный фон учебы или стажировки видится едва ли не паритетным ей самой критерием выбора места поездки.  Объяснение лежит на поверхности: существующие в настоящее время в Японии и в целом на Западе программы студенческих обменов, побратимских связей между вузами и так далее, характеризуются сравнительно небольшим количеством обязательных учебных часов. При этом оставшееся свободным время организаторами планируется не на праздность, а на местные путешествия, осмотр исторических памятников, посещение семей, участие в творческих проектах и так далее.

В этих условиях наличие в достаточной близости от университета мест, имеющих официальный статус культурно-исторических достопримечательностей, — лучше всего из списка Всемирного наследия ЮНЕСКО — повышает в разы шанс данного вуза на установление таких отношений. Главная причина того, почему все уважающие себя университеты Японии стремятся закрепиться в Москве и Петербурге — это Кремль, Эрмитаж, Большой и Мариинский театры и так далее. Также весомым плюсом является что-либо, связанное с «брендовыми именами» русских классиков литературы, музыки и прочего.

Говоря о природе, нужно учитывать, что посмотреть на знаменитый лес или озеро — это одно, а постоянно или же достаточно долго жить рядом с ними — совсем другое. В России узнаваемыми «природными» именами для японцев являются лишь озеро Байкал, Уральские горы и Сибирь как таковая, то есть в целом (хотя её «холодный» имидж вовсе не тот, который нам был бы желателен). Съездить посмотреть, прокатиться разок по Транссибу хотели бы многие, но для жизни в течение 6-10 месяцев и более нужны другие стимулы. Так, например, если бы программа обучения в НГУ обязательно включала заранее прорекламированные и подготовленные каникулярные туры с выездом на Алтай, в какие-то восстановленные остроги, фольклорные встречи со староверами (нечто подобное я сам наблюдал два года назад под Улан-Удэ на встрече с «семейскими»  в рамках культурной программы большой международной конференции) — это были бы хорошие плюсы.

Для иностранных студентов и молодых исследователей можно, при достаточно хорошей проработке всех нюансов, устраивать и бюджетные туры в радиусе 200-300 километров от Новосибирска: например, в Сузунский музейный комплекс с посещением природных достопримечательностей. А для начала — запустить конвейер познавательных экскурсий в музей под открытым небом Института археологии и этнографии СО РАН по дороге на Ключи — для всех, а не только гуманитариев. При этом очень важным представляется хорошо продуманная и понятно составленная ознакомительная информация обо всём, что будет предложено вниманию гостей — и попадать к ним эта информация должна не в день выезда, а заблаговременно; и не в виде отпечатанного листа с перечислением имён и названий, а в виде красивого цветного буклета с фотографиями, и т.д. и т.п.

 

Музей под открытым небом ИАЭТ СО РАН

Великий, могучий, неактуальный

Важным, если не ключевым, условием установления регулярных обменов является наличие учебных курсов на английском языке. Наш традиционный подход «Учите русский язык — язык Пушкина, Толстого, Ленина и т.д. — и слушайте лекции на нём»  абсурден в данной ситуации, ибо речь не идёт о подготовке мотивированных военных или политических деятелей из дружественных стран, а о студентах, у большинства из которых занятия русским языком в их родных университетах обычно проходят в группах по 30-40 человек 1-2 раза в неделю, и, повторяю, почти всегда — в качестве «второго иностранного языка». Конечно, интерес к русскому языку и культуре обычно бывает самым первым стимулом к приезду в Россию, но когда речь заходит об учёбе, английский язык в качестве инструмента стоит вне конкуренции.

Увы, посетив НГУ позапрошлым летом в качестве члена Международного Академического Совета (МАС), я узнал, что такая «роскошь», как обучение на английском, исключая немногие предметы у медиков, по-прежнему отсутствует как данность, равно как сколько-нибудь приемлемые англоязычные печатные материалы об университете. Меня вместе с тем удивил тот энтузиазм, с которым нам рассказывали о китайцах, которые, дескать, много и охотно учатся на русском. Во-первых, не одними китайцами полнится мир, а во-вторых, хотя в КНР и ведется плановое выращивание полифонных (многоязычных) специалистов, но только китайскому руководству досконально известно, зачем это делается. Кстати, количество китайских вузов, заключивших с НГУ официальные соглашения именно как вузы, относительно невелико, и многие студенты из Китая просто приезжают в частном порядке на платное обучение. Похоже, что желание «зарабатывать здесь и сейчас» пришло в России на смену долгосрочной перспективе подготовки лояльных соседей.

Студенчество и начальство

Почти всё, сказанное выше относительно студенческих обменов, может быть применено и к характеристике условий при выборе мест для стажировки аспирантов и выше по академической лестнице. Разумеется, когда речь идёт о развитии не только учебных, но также научных и производственных связей, особую важность имеют наличие соответствующих мощностей и узких специалистов по той или иной тематике. Однако сплошь и рядом возникают ситуации, когда со стороны зарубежного партнёра преследуются конкретные цели получения интересующей его информации, возможность доступа к работе в российских лабораториях, архивах, проведение полевых исследований и так далее, в то время как основным мотивом российской стороны по-прежнему остается возможность организации поездок за рубеж руководителей и лиц, приближённых к ним.

Редкие случаи отправки на стажировку в заграничный вуз кого-то из способных студентов или аспирантов не меняют общей картины: до сих пор регулярные поездки в ту или иную страну за счет принимающей стороны наших функционеров составляют значительную долю «обменных контактов» российских вузов — и это при том, что практически все расходы по пребыванию в России своих сограждан тоже обычно несёт сам зарубежный партнёр.   

Фото автора и из открытых источников