«Я считаю абсолютно правильным, что вы выдвинули своего кандидата на выборах президента РАН, — отметил А. Сергеев. — На мой взгляд, Академию наук должен возглавлять ученый, который признан в стране и в мире. Второе: это должен быть человек, который точно знает организацию академической науки, который прошел по всем ступеням, от младшего научного сотрудника до директора успешного института. Третье: конечно же, в современных условиях очень важно, чтобы кандидат в президенты РАН имел опыт и успех во внедрении фундаментальных научных результатов, полученных в институте под его руководством, в практику. Наконец, я считаю, что руководитель РАН должен быть российским интеллигентом с хорошим чувством юмора, потому что работа в этой должности очень непростая, и иногда нужно посмеяться и поиронизировать над той или иной ситуацией». Александр Сергеев подчеркнул, что всеми этими качествами обладает Дмитрий Маркович, и пожелал ему набрать как можно больше голосов.

 

Говоря о задачах, которые сейчас стоят перед Академией наук, главной ее президент назвал наращивание функционала. «Он уже возвращается с хорошими темпами, и мы явно стоим на траектории с положительной динамикой», — считает академик Сергеев. Он акцентировал, что РАН должнапредлагать что-то новое и нужное для государства, доказывать, что умеет это делать. «Мы, безусловно, должны инициировать новые крупные программы и проекты, которые необходимы стране, а также переходить от научно-методического к реальному научному руководству институтами, — добавил Александр Михайлович. — Нам нужнопомогать нашей стране обеспечить технологический суверенитет и ближе и больше работать с оборонным комплексом. Я думаю, что роль РАН обязательно будет возрастать, и мы с вами сможем уже достаточно быстро вернуться к тому положению, которым обладала в глазах власти и общества Академия наук Советского союза».

 

«Наука в Сибири»

Открывая обсуждение, председатель СО РАН академик Валентин Николаевич Пармон напомнил, что представить по одному кандидату на пост главы РАН имеют право региональные и тематические (по направлениям наук) отделения Академии, а также группы ее членов от 100 человек. «От выбора президента зависит очень многое, — подчеркнул В.Н. Пармон. — У Академии есть ряд проблем, которые придется решать на основе компромиссов. Хотелось бы, чтобы ее новое руководство работало напрямую с первыми лицами государства и активнее восстанавливало позиции РАН». «К науке нужно повернуться лицом, и очень многое будет зависеть от того, кто возглавит нашу Академию», — сказал заместитель полномочного представителя Президента России в СФО Вадим Михайлович Головко. Вице-губернатор Новосибирской области Ирина Викторовна Мануйлова связала избрание главы Академии наук с необходимостью срочного укрепления технологического суверенитета страны и реализации региональных программ развития, таких как «Академгородок 2.0».

Академик Дмитрий Маркович выступил с предварительными предвыборными тезисами, построенными по принципу «проблема—решение». Среди ключевых проблем он выделил недостаточно активную позицию РАН в диалоге с властью, дистанцирование Академии от «неакадемической» (вузовской, ведомственной, корпоративной, федерального подчинения) науки, ее слабое участие в формировании государственной научно-образовательной и технологической политики, выключение РАН из экспертизы проектов ряда крупных организаций (таких, как МГУ им. М.В. Ломоносова, Высшая школа экономики, «Курчатовский институт»), невозможность Академии наук вести исследования собственными силами (СО РАН представляет здесь исключение) и другие.

Комплекс предлагаемых решений имеет в основе изменение статуса РАН — легитимизации ее не как учреждения, а как государственной академии с наделением правом законодательной инициативы и истекающее из этого включение Академии, ее органов и представителей в механизмы принятия всех государственных решений в сфере фундаментальной и прикладной науки, образования и технологического развития. «При этом должна измениться и сама Академия, — считает Д.М.Маркович. — Ей следует брать на себя проработку и решение самых масштабных задач. Стать инициатором и проводником крупных федеральных программ: климат, экология и планетарные риски, новая энергетика, элементная база и микроэлектроника, суперкомпьтерные центры, новые материалы и так далее. РАН следует инициировать новые проекты развития научно-образовательной, культурной и социальной инфраструктуры в различных регионах. Примеры — План комплексного развития СО РАН и программа “Академгородок 2.0”. Российской академии наук необходимо принимать более деятельное участие в уже реализуемых государством инфраструктурных проектах: Остров Русский, «Сириус», Иннополис и другие».

По мнению академика Д. Марковича, на Российскую академию наук может в целом распространиться парадигма, успешно реализуемая в возглавляемом им Институте теплофизики им.С.С. Кутателадзе СО РАН. «Она предполагает свободу  научного творчества, финансовую самостоятельность научных групп и лабораторий, прогрессивную молодежную политику, поиск и нахождение новых масштабных ориентированных проектов как в научных фондах, так и у промышленных партнеров», — перечислил выступающий.

После голосования Дмитрий Маркович поблагодарил членов президиума СО РАН за оказанное доверие: «Это был аванс. Теперь большой командой будем готовить предвыборную программу с учетом идей и предложений других кандидатов, неоднократно обсуждать ее в академическом кругу и других сообществах».

На расширенном заседании президиума СО РАН рассматривались также кандидатуры ученых, не входящих в состав Сибирского отделения — академиков Геннадия Яковлевича Красникова и Роберта Искандеровича Нигматулина. Выборы руководства РАН (президента, вице-президентов, академиков-секретарей) и его региональных отделений, включая Сибирское,  (председателя, его заместителей, главного ученого секретаря, членов президиума) должны состояться 19-24 сентября 2022 г. в Москве.

Для справки:

Академик Дмитрий Маркович родился в 1962 году в г. Дудинка Красноярского края, закончил Красноярский государственный университет. С 1989 года в Институте теплофизики им. С.С. Кутателадзе прошел путь от аспиранта до директора. Доктор физико-математических наук с 2003 г., член-корреспондент РАН с 2011 г., действительный член (академик) — с 2019 г. Главный ученый секретарь СО РАН, член Президиума РАН, член бюро и председатель комиссии по техническим наукам Координационного совета Программы фундаментальных научных исследований РФ. Лауреат Премии Правительства РФ в области науки и техники (2014 г.) и Государственной премии РФ в области науки и технологий (2019 г.)

Области научных интересов:

• Теплофизика, механика жидкости и газа, многофазные и реагирующие потоки, вихри и волны.
• Новые энергетические технологии, энергетическое и авиационное машиностроение.
• Оптико-информационные системы. Научное приборостроение.

Наукометрия:

• Более 350 публикаций, включая 200 статей из списка ВАК и WoS/Scopus, патенты/свидетельства о регистрации ПО, монографии, главы в монографиях.
• Индекс Хирша: Scopus (h = 25), РИНЦ (h = 28)

Преподавание:

• Профессор НГУ, ТПУ
• Руководитель ведущей научной школы (гранты Президента РФ) «Турбулентность в многофазных системах. Управление. Моделирование. Диагностика».
• Среди учеников более 10 кандидатов наук, 4 доктора наук, 1 профессор РАН.

 

Унылый ландшафт

Обратимся к цифрам. Общие затраты на российскую науку по оценке Счетной палаты РФ составляют в настоящее время около 1 028 млрд. руб. (около 16 млрд. USD на момент оценки) в год. Казалось бы немало, но в США это порядка 500 млрд. долл., в Китае около 450 млрд., в Японии примерно 170 млрд., Германии —120, в Южной Корее — 80. По объему относительных затрат на науку (1,1% ВВП) Россия находится на 34-м месте. По показателю в расчете на одного исследователя позиция еще хуже — 47-е место. По числу патентных заявок Россия отстает от США почти в 16 раз, а от Китая — в 38.

Быть может ситуация плохая сейчас, но в динамике происходят качественные улучшения? Нет, начиная с 2006 года не был выполнен ни один стратегический документ, касающийся финансирования науки. В принятой в 2006 году Стратегии Российской Федерации в области развития науки и инноваций записано, что к 2015 году доля затрат на науку в ВВП должна составить 1,8 процента. В принятой в 2011 году Стратегии инновационного развития России до 2020 года доля науки в ВВП должна составить 2,5-3 процента. Но фактически доля науки в ВВП с 2001 года по настоящее время осталась практически неизменной и составляет около 1 процента.

Россия не сильно отстает от ведущих стран по числу исследователей, занимая 4-е место (429 тыс. чел.) после Китая — 1 692 тыс., США — 1380 тыс. и Японии — 665 тыс. чел. Так сложилось исторически, в этом нет заслуги новой российской власти. В 1993 г., заметим, численность наших ученых достигала 1 315 тыс. чел. Налицо неприятный феномен: российская наука является единственной в мире, где третье десятилетие подряд сокращается количество исследователей. 

То есть мы можем сказать, что у нас довольно много ученых, но финансируется их работа слабо, и они очень скудно оснащены материальной базой для исследований. В этой ситуации наивно было бы ожидать от российской науки больших результатов, а тем более периодически провозглашаемого «прорыва». Экономический уклад в России прост и продолжает упрощаться. В основе — сырьевые отрасли, монополизированные узкой группой собственников. Здесь есть некоторая ниша для высоких технологий, но она заполняется импортом, вполне осуществимым и в условиях санкций: бизнес есть бизнес. Соответственно, в стране  очень мало высокотехнологичного производства, которое во многом являют собой замкнутые оборонные циклы.  Отсюда простая импликация: нет/мало высокотехнологичного производства — нет/мало спроса на технологии; нет/мало развития технологий — нет/мало спроса на науку.

«В консерватории что-то поправить»

Недокормленное состояние российской науки — это еще полбеды. На нее постоянно обрушиваются управленческие и организационные эксперименты государства. Самый масштабный и радикальный из них — реформа Российской академии наук. Которая, заметим, явно нуждалась в реорганизации. Она была создана как имперское учреждение, существовала как имперское учреждение, и наибольшего своего успеха достигла в период СССР. В новом, рафинированно капиталистическом  государстве, при новых исторических, политических и культурных реалиях РАН в прежнем виде существовать не могла. Реформы нужно было предлагать изнутри академии,  самим ее членам, но академическая элита слишком долго и плотно была занята решением внутренних проблем, видимо, полагая, что до нее руки государства не дотянутся. Справедливости ради нужно сказать: власть выжидала довольно долго, но, в конце концов, обратила внимание и на этот актив. Все-таки к академии относился изрядный кусок государственной собственности. Не так много, как газ, нефть и металлы, но все-таки. Тем более что к моменту реорганизации РАН природные ресурсы уже были поделены. Ну и вырождение самой академической элиты, конечно, сыграло свою роль. Она позволила с собой так поступить.

Что случилось в 2013 году и далее — хорошо известно. Вывод из РАН всех исследовательских институтов, слияние трех академий и сокращение функций этого трехглавого существа до экспертизы (того, что дают экспертировать) и пропаганды науки (почти без бюджета на эту важнейшую работу). Что же до отобранного у РАН управления наукой, то в руках чиновников ФАНО и затем Минобрнауки оно естественным образом бюрократизировалось. Качество научных исследований стало оцениваться в спортивных критериях — категориями, местами и рейтингами. Появились научные организации 1-й, 2-й и 3-й категории, которые, видимо, выдают разной степени новизны или свежести научные результаты. Работу бюрократического аппарата в России и так-то нельзя назвать эффективной — тем более не следует ожидать, что он способен управлять такой сложной деятельностью, как наука. 

Новейшая административная новация — поставить во главе науки университеты, сделать их лидерами и интеграторами исследований. Университетов у нас много. Раньше было меньше, но потом произошло декларативное повышение позиций: ПТУ стали колледжами, институты — университетами или академиями. Международные рейтинги  российских вузов от этого почему-то не выросли, и было решено ввести еще одну градацию — «научно-образовательные центры мирового уровня» (НОЦ, НЦМУ). Подготовили соответствующие документы, и некоторые активные лидеры субъектов Федерации уже успели получить от Москвы такую привилегию.  В Перми, Кемерове, Белгороде и других городах скоро появятся эти самые НОЦ-НЦМУ. В региональном масштабе  воздействия на науку и особенно образование НОЦы важны, но им не вырасти до глобального признания. Центр мирового уровня нельзя назначить, его можно только вырастить. Формирование, становление и развитие научных школ — длительный, сложный и ресурсоемкий процесс.  Для получения  выдающегося научного результата нужно многолетнее накопление критической массы интеллектуальных и материальных ресурсов. Нужна социальная среда. Многое нужно, и никак не получится быстренько «сделать немножко классной науки в отдельно взятом условном Челябинске».

Вообще-то модель научно-образовательных центров с лидирующей позицией университетов взята из западной практики. Там сложилась многовековая традиция,  существует столетиями отшлифованный механизм управления и финансирования университетов. Первый из них появился в Европе в XI веке, а если брать Константинополь, то в IX. В России первым стал университет, учрежденный в 1725 году в составе Академии наук, а первый университет классического образца, московский, был открыт только в 1755 году. В российской традиции наука во многом развивалась самостоятельно, а не как часть образовательных учреждений. Путем слепого копирования методов других стран сделана попытка слить два родственных, но разных вида деятельности: науку и образование, причем образование поставить во главе науки, подчинить более креативный и сложный вид деятельности — науку — всё же менее сложному — образованию. Университеты, какие они есть в России, не могут быть интегратором науки и во главе науки: все скороспелые манипуляции вроде НОЦ-НЦМУ приведут либо к оттоку ресурсов от собственно исследований, либо к их профанации.

Реальные точки роста

Однако как писал еще Карл Клаузевиц, «Если абсолютного превосходства достичь невозможно, вы, умело используя имеющиеся ресурсы, должны добиться относительного перевеса в наиболее важной точке». Слова выдающегося военного стратега не являются каким-то научным откровением, это просто отражение здравого смысла. Даже неграмотный крестьянин на имеющемся у него участке земли выращивает те культуры, которые лучше всего растут именно на этой почве, и тем способом, который этой почве подходит. Он может, конечно, рекультивировать почву, чтобы на ней росло всё и вся, использовать самую современную агротехнику, но это уже совершенно другие затраты и другие навыки.

Напрашивается мысль, что в российской науке с ее весьма ограниченными ресурсами  их следует направлять на участки наибольшей отдачи и наиболее подходящим способом. Не всё еще потеряно, остались научные сообщества, школы, организационно очерченные научные структуры. Среди них нужно выбрать наиболее подходящие точки роста, вложить в них ресурсы и постараться вырастить там «центры превосходства». Давайте, положа руку на сердце, откажемся от амбиции «войти в пятерку мировых научных лидеров», то есть по всем областям знаний и фронтирам исследований. Сможем — но не во всём, а там, где есть заделы и ресурсы на их развитие.

Примером (если не эталоном) здесь является Сибирское отделение РАН и, в частности, новосибирский Академгородок. Это уже сложившийся организационно, территориально и социально научно-образовательный центр мирового уровня. Он формировался  в течение 65 лет за счет использования огромного (до 1990-х) количества ресурсов. Новые инвестиции в развитие Академгородка дадут гораздо больший эффект, чем распыление ограниченных средств на многие вновь создаваемые — маленькие и сугубо локальные —научно- образовательные центры. Необходимость этого власть вроде бы осознает, есть распоряжение президента России, согласно которому подготовлена программа под хорошим названием «Академгородок 2.0». Она была составлена исходя из наличия предпосылок формирования особой модели территории с высокой концентрацией науки и образования и создания инновационной инфраструктуры для реализации нового этапа развития Новосибирского научного центра. 

Всего программой «Академгородок 2.0.» предполагается реализация 31 научного, образовательного и инфраструктурного проекта (в том числе класса mega science), крупных градостроительных и социальных  решений с суммарным объемом капитальных вложений в пределах 15 млрд. долл. за 15 лет.  Будет ли реализована эта программа?  Сомневаюсь. На сегодня она рассредоточена по ведомствам и потеряла свою целостность. Чтобы «Академгородок 2.0» состоялся целиком и полностью, следует кое-что исправить в управлении всей российской наукой.

Работа над ошибками

По происшествии времени многие начинают понимать, что слияние трех академий в одну дало больше минусов, чем плюсов. Слишком разная специфика у сельского хозяйства, медицины и традиционных академических специальностей. Сельскохозяйственная часть РАН уже ощутила, что ей комфортнее было бы действовать под крылом у Министерства сельского хозяйства. Работы ученых-аграриев имеют, как правило, специфический прикладной характер. Лучше всего они могут быть оценены, востребованы и вознаграждены под эгидой Минсельхоза РФ: ближе к жизни, заказчикам и ресурсам.

Особый случай — медицинские науки. Они тоже носят специфический прикладной характер, тесно связаны со здравоохранением.  А это — гигантский быстрорастущий сектор экономики. Рынок медицины огромен, и огромны бюджеты на медицинские исследования. В России расходы на здравоохранение составляют примерно 75 млрд. долл. США в год (5.3 % ВВП или535 долл. на человека согласно докладу ВОЗ за 2019 г. по данным на 2016г.) А в США расходы на здравоохранение в 2018 году достигли 3,6 триллиона долларов (17.7 % ВВП или11 172 доллара на человека). Суммарные инвестиции США в исследования и разработки в области здравоохранения выросли на 6,4% только за 12 месяцев, с 2017 по 2018 год, достигнув 194,2 млрд. долларов. При всех различиях, заметим, затраты на эту сферу и в России, и в США превышают оборонные бюджеты. Медицинская наука должна ориентироваться на рынок медицинских услуг, иметь возможность получения доли этого большого рынка, поэтому получит больше перспектив, если организационно перейдет в систему здравоохранения, то есть в ведение Минздрава РФ.

Оставшуюся часть академии, которая до реорганизации и была собственно Российской академией наук, нужно, видимо, сократить хотя бы раза в два-три. Потому что количество членов академии должно соответствовать масштабам российской науки.  Безотносительно количества международно признанных достижений членов РАН, давайте судить здраво: если численность ученых в России за последние 30 лет уменьшилась более чем втрое, то, наверное, нужно признать, что должно сообразно уменьшиться и количество членов Академии. Или они стали  в три раза более выдающимися?

По мнению академика Абела Гезевича Аганбегяна,  Российской академии наук следует определиться с собственной тематикой. Не нужно присоединяться к повестке, предлагаемой чиновничьим аппаратом, там не понимают научных приоритетов. Нужно иметь 3-5 (а не 30-50) широких глобальных тем, в которых необходимо добиться результатов мирового уровня, и по каждой теме должен работать комплекс институтов во главе с ученым-лидером и мощной головной организацией.  В специфичных для России условиях почти полного отсутствия «заказа на большую науку» со стороны экономики научные структуры сами должны отстроить и обеспечить функционирование механизмов планирования, распределения и контроля затрат на науку. Такая задача выполнима при восстановлении управленческих функций Академии наук и ее структур. Судя по ряду последних высказываний руководства РАН и некоторых государственных чиновников, дело к тому и идет — правда, поэтапно, медленно и осторожно.

Инновации в законе

Наука в России финансируется в основном из государственного бюджета, и занимаются ею в основном бюджетные учреждения. Юридическим собственником результатов научных исследований является, как правило, государство. Во многих случаях это условие обходится: руководители учреждений закрывают глаза на то, что исследователи участвуют в компаниях, контрактах, работают по грантам частных компаниях или делятся результатами на оплачиваемых выступлениях. Правильным все-таки было бы предложить ученым юридически корректные способы коммерческого использования результатов собственных исследований. Это стимулировало бы использование разработок и защищало права авторов.

Успешный опыт решения такой проблемы имеется в США,  где в 1980 г. был принят Акт по патентам и торговым маркам (Patent and Trademark Law Amendments Act), более известный как Акт Бэя-Доула (Bayh-Dole Act, BDA-1980). До проведения этого закона федеральное правительство владело правами на результаты исследований, которые были осуществлены в университетах на федеральные деньги. Акт Бэя-Доула передал федеральные права на патенты и результаты исследований университетам. Университеты, в свою очередь, смогли решать по своему усмотрению, оставлять ли эти права исключительно за собой, передавать авторам или же разделять их в некоторой пропорции. 

Принятие акта Бэя-Доула дало университетам финансовый стимул выводить разработки из лабораторий на рынок. В первые годы после принятия закона число исследовательских университетов, имевших программы по передаче технологий, выросло в 8 раз — до 200. Уже в течение трех лет после принятия закона при университетах было организовано более 2 200 инновационных компаний-стартапов, а также созданы подразделения по коммерциализации научных разработок. Их задачей является отбор потенциально интересных для бизнеса проектов: анализируется научная новизна, конкурентоспособность, изучаются технические риски и риски, сопряженные с выведением новой технологии на рынок. Разрабатывается маркетинговая стратегия, оцениваются перспективы — продать право на разработку на сторону или создать собственный стартап. Создается соответствующая инфраструктура: бизнес-инкубаторы и технопарки, венчурные фонды и т.п.

Положительные идеи акта Бэя-Доула были использованы в Европе: в частности, в таких странах как Германия, Великобритания, Франция, Финляндия, Бельгия, Австрия, Дания, Испания, Греция, Италия.  Похожий на акт Бэя-Доула закон был бы полезен в России. Уже сейчас во многих университетах и научных институтах есть центры центры трансфера технологий, технопарки и т.п., но существует некоторая серая зона между государственными бюджетными научными организациями и инновационными компаниями, созданными при техопарках и центрах внедрения. Юридически процесс передачи результатов исследований от бюджетных организаций частным до конца не отработан.

Такой закон будет полезен, хотя многого, конечно, не решит. В США «семена» акта Бэя-Доула упали на благоприятную почву: независимый и компетентный суд, низкие политические и административные риски, развитую финансовую систему. Просто скопировав нормативный акт США, воспроизвести американский инновационный бум не удастся — сильно не хватает базовых условий. Но положительный эффект определенно будет.

Наука как ценность

Вне науки циркулируют три расхожих мифа о ней.

А)   Что результаты исследований должны быть обязательно внедрены в производство — рано или поздно, иначе зачем всё это?

Б)     Что качественная наука может быть локальной: сибирской, кузбасской, городской, отдельно взятого университета и т.п. «Нам тоже есть, чем гордиться».

В) Что наука, изолированная от профессиональных коммуникаций, способна стать передовой — по крайней мере, в военных исследованиях. 

Исторически наука двигает индустрии, и перед российской наукой постоянно ставятся задачи внедрения результатов в производство. В России с этим всегда были проблемы. Даже русское слово «внедрение» предполагает сопротивление среды. В английском языке, например, используется термин «implementation», что означает «осуществление», «выполнение». Внедрение по-русски всегда происходит сложно и требует, по крайней мере, заинтересованности производства в использовании научно-технических достижений, а эта заинтересованность в России крайне слабая. Счетная палата РФ в своем докладе прямо указывает: «Отсутствует спрос на результаты научной деятельности со стороны бизнеса». Малым и средним компаниям не хватает ресурсов на освоение научно-технических разработок, а крупные корпорации предпочитают импортировать готовые технологии. 

Сами научные организации, как правило, не обладают достаточными ресурсами, чтобы выстроить всю цепочку от науки до производства. Ну так и не надо упорствовать. При имеющемся  незначительном ресурсном обеспечении российской науки достаточным результатом ее деятельности  будет социокультурное влияние и сохранение научного потенциала для возможного движения маятника в обратную сторону, от упрощения к сложности, к развитию экономики и общества на основе качественных научных знаний.

Наука — принципиально сложный вид деятельности со многими взаимосвязями участников, не зря мы говорим о «единой ткани науки» или «научной экосистеме». При этом наука интернациональна, даже отдельные ее области и тематики можно развивать только при значительной международной кооперации исследований. Не может быть успешных замкнутых научных сообществ, это оксюморон. Обязателен обмен знаниями, технологиями и компетенциями. Точно так же не могут сосуществовать передовая наука вооружений и посредственная гражданская наука. Россия в военной сфере дорабатывает советские заделы, двигаясь от почти доведенных до металла решений к использованию фундаментальных проработок (гиперзвук, искусственный интеллект, композиты и т.п.).

Существование науки самоценно как часть культуры. Достижения науки — общечеловеческие достижения. Российская цивилизация не может  остаться в стороне от глобальных процессов и должна вносить свой посильный вклад в мировое развитие. Даже без больших прикладных и теоретических успехов наука незаменима в плане воспитания и сохранения любознательных образованных людей. Говоря более грубо: для предотвращения (или хотя бы минимизации) одичания населения. Как выразился известный сибирский геолог академик Николай Похиленко, «Туда, где пропадает наука, приходят шаманы».

Выводы

Россия не является мировой научной державой и не станет ей в ближайшие десятилетия. Лидерство возможно лишь точечное, по отдельным отраслям знаний, направлениям и тематикам.

Научный  центр мирового уровня нельзя назначить, его можно только вырастить, а это длительный, сложный и ресурсоемкий процесс.

В России нет возможности развивать науку «широким фронтом». Ограниченные ресурсы науки нужно тратить на развитие существующих кластеров и точек роста. Пример такого кластера — Новосибирский научный центр.

Программа «Академгородок 2.0» может быть реализована в целостном виде только при ряде изменений научно-образовательной политики России.

Количество членов академии должно соответствовать масштабам российской науки.

Медицине тесно в рамках Академии. Здравоохранение — это огромный быстрорастущий сектор экономики.

Аграрная наука полностью подчинена практическим задачам АПК, поэтому ей место под эгидой профильного министерства.

Академия наук должна определиться с собственной тематикой и в этом контексте способна поэтапно вернуть себе функции управления научными организациями.

В России целесообразно принятие нормативного документа, аналогичного акту Бэя-Доула в США и ему подобных в других странах.

Существование и развитие науки самоценно как часть культуры, поэтому не требует никакого обоснования.

Фото Юлии Поздняковой и из открытых источников

Академии без академиков

Первое и самое главное: в Японии отсутствует привычный для нас пиетет по отношению к самому словосочетанию «Академия Наук» в силу отсутствия такового понятия в отношении исследовательской деятельности. Хотя «Академия» как название или часть названия какой-либо организации встречается очень часто — это может быть «академия танца имярек» (частный балетный кружок или маленькая студия — в одной из таких «академий» несколько лет занималась хореографией моя старшая дочь), «языковая академия» (районные курсы по изучению иностранных языков), подготовительные курсы для поступления в вузы, и т.д. и т.п.

При этом в Японии нет ничего, подобного российскому званию «академик», как нет и единой Академии Наук либо приравненной к ней общенациональной исследовательской организации. Среди японских учёных, разумеется, есть отдельные выдающиеся исследователи, имеющие почётное звание членов зарубежных академий, включая РАН (с одним из них, историком, профессором Ёсикадзу Накамура, я имею честь быть знакомым), но этим всё и ограничивается. Те, кто является почётными членами иностранных академий, носят это звание с большой гордостью, обязательно указывают его в своих биографических справках и других документах, рассчитанных в основном на зарубежных партнеров.

Соответственно термин «Академическая наука» в российском понимании в Японии также отсутствует, ибо здесь нет (точнее есть, но очень мало) научных учреждений большого масштаба, за исключением специальных исследовательских подразделений при крупных корпорациях (иногда весьма значительных по своим объемам и предоставленному финансированию), но это, как правило, уже не фундаментальная, а прикладная наука. Главные научные силы сосредоточены в вузах (так называемая «университетская наука»), ибо независимых научных институтов в стране нет. И это порождает определённые проблемы, ибо при таком подходе наука сплошь и рядом развивается по остаточному принципу: практический каждый японский учёный является прежде всего преподавателем вуза, где он обязан вести определённые лекционные и семинарские курсы, часовая норма которых варьируется в зависимости от юридического статуса вуза (частный, государственный или муниципальный), однако обязательным минимумом считается наличие пяти пар (10 академических часов) в неделю.

Становясь деканом, проректором или ректором (все эти должности, как и позиция заведующего кафедрой — выборные), профессор имеет право сократить количество своих учебных часов до определенного минимума, но полностью избавиться от них нельзя. К тому же срок пребывания на указанных постах ограничен, как правило, максимум двумя сроками по два года каждый, после чего человек возвращается на своё прежнее место на том факультете, где работал до избрания на вышестоящий пост. Ситуация с «вечным пребыванием» в должности ректора или декана в течение десятилетий, как это имеет место в России — например, в НГУ или МГУ — в Японии невозможна в принципе. Кроме того, каждый сотрудник университета имеет определённые общественные функции, состоит в различных комитетах, комиссиях и т.д., причём с возрастом и соответствующим ему карьерным ростом человека число этих обязанностей только возрастает. Вся эта околопрофессиональная деятельность, будучи равномерно распределяемой в течение всего учебного года, отнимает очень много физического времени.

Немного о мотивациях

Ежегодно все штатные преподаватели вузов получают определенную фиксированную сумму (помимо ежемесячного основного оклада) на проведение текущих исследований по своей теме. Размер этой суммы не зависит от конкретной тематики исследований и определяется руководством университета раз и навсегда отдельно для каждой специальности. При этом, разумеется, суммы, выделяемые представителям естественных и точных наук, в разы превосходят исследовательский бюджет их гуманитарных коллег. Следует отметить, что в последнее время данные затраты стали в ряде вузов урезаться в связи с общим ухудшением ситуации в экономике и сокращением бюджета университетов. На эти деньги покупаются книги, другие необходимые материалы, на них учёные ездят в командировки, из них платят членские взносы в научные ассоциации (которые и существуют в основном на эти взносы, при полном отсутствии господдержки). Поэтому уход на пенсию, как правило, означает выпадение учёного из активной научной деятельности, вне зависимости от реального потенциала каждого конкретного человека.

Без общенациональных академических институтов в Японии отсутствуют и выпускаемые ими издания соответствующего уровня и охвата, поэтому каждая научная ассоциация печатает свой вестник, журнал, сборники статей и т.д., но попадают они в руки только членам соответствующего сообщества, так как издаются на собираемые членские взносы. И для того, чтобы быть в курсе работы коллег и иметь доступ к новейшей информации, исследователю необходимо состоять одновременно в нескольких научных ассоциациях (как правило, в среднем в 3-4-х), платить там требуемые взносы и выполнять некоторые обязанности. Учёные имеют право также подавать заявки на получение исследовательских грантов в Министерство образования и науки Японии; гранты обычно даются на период от одного до трёх (реже четырёх) лет, могут быть как индивидуальными, так и групповыми. Именно благодаря таким грантам выходит большинство сборников статей по гуманитарным проблемам, поскольку издание итогового сборника научных публикаций рассматривается как одна из основных целей получения гранта.

Следует отметить особо, что всё это касается исключительно штатных преподавателей-исследователей (или наоборот) и не распространяется на так называемых «почасовиков», то есть преподавателей, которые не имеют постоянной позиции в каком-либо университете и вынуждены вести занятия параллельно в нескольких вузах, имея при этом гораздо меньшие заработки, нежели «штатники». Однако именно они составляют основной преподавательский контингент в японских университетах, их общее число в разы превышает число штатных преподавателей. При этом «почасовики» также обязаны вести какую-либо исследовательскую деятельность, так как наличие заметных (и замеченных!) публикаций является главным условием того, что рано или поздно удача им улыбнется, и они получат где-нибудь заветное место штатного преподавателя со всеми положенными ему преференциями: личным кабинетом, регулярной зарплатой, ежегодным премиальным бонусом, исследовательскими деньгами, правом на получение государственного гранта и пенсионными отчислениями к старости. Они также имеют право состоять в научных обществах и ассоциациях, выступать там с докладами и так далее, хотя в материальном отношении для них это представляет гораздо более ощутимую нагрузку, чем для штатных преподавателей.

Асинхронные календари

Ещё одна важная деталь: рабочие циклы в Японии отличаются от российских, и это необходимо учитывать в планировании любых контактов. Японский учебный год начинается в апреле, первый семестр завершается в начале августа, второй стартует в середине или конце сентября, а заканчивается в конце февраля. Таким образом, наиболее свободными с точки зрения зарубежных командировок и участия в международных конференциях и прочих мероприятиях остаются март, август и первая половина сентября.

Всё это не очень удобно с точки зрения российской стороны, хотя март видится вполне компромиссным вариантом, но есть и другая проблема: выбор конкретного графика проведения мероприятий. По совершенно непонятной для зарубежных коллег причине абсолютно ВСЕ конференции, конгрессы, симпозиумы, различные форумы и т.д. в России ВСЕГДА начинаются посередине рабочей недели, как правило захватывая два или три дня по типу: вторник- среда, среда-четверг, четверг-пятница, и НИКОГДА не проводятся в выходные или праздничные дни, в то время как в Японии всё происходит «с точностью до наоборот».

Как уже отмечалось выше, абсолютно все японские учёные в первую очередь являются штатными преподавателями вузов, и пропускать учебные дни им невозможно. Если же ситуация требует этого во что бы то ни стало, то пропущенные часы необходимо потом отрабатывать, проводя лекции и семинары в отдельные дни и часы, которые необходимо предварительно согласовывать с расписанием студентов. Заменять друг друга коллегам запрещено законом, так что ситуация, классическая для СССР и России, когда один профессор может подменить другого в сетке часов или провести «пары» за коллегу, здесь невозможна в принципе. Кроме того, существует объективная проблема расстояний и разницы часовых поясов; например, чтобы участвовать в даже новосибирской конференции во вторник, необходимо вылететь самолетом из Токио в воскресенье, при этом возвращение на работу может состояться лишь через сутки после вылета обратным рейсом — то есть для двухдневного участия требуется отсутствие на рабочем месте в течение полной недели.

Категорическое нежелание российской стороны проводить какие-либо мероприятия по субботам и воскресеньям, а также в период каникул (которые в России по прежнему очень длинные) или праздников сводит возможности продуктивного обмена к минимуму. В итоге получается следующее: в подавляющем большинстве случаев японские участники научных форумов, проходящих в России — на деле лишь более или менее бодрые пенсионеры. Как правило, это ученые с достаточно громкими именами и значительными прошлыми заслугами, но без реального веса в текущих вопросах и, что важнее, без каких-либо реальных возможностей на принятие решений, заключения соглашений и так далее.           

Надеюсь, что всё выше написанное прочитает хотя бы часть руководителей международных отделов НГУ и других университетов, научных институтов, ассоциаций и фондов России — то есть функционеров, которые верстают проекты графиков проведения международных мероприятий и несут их на согласование своему руководству. Япония — одна из ведущих научных держав мира и безусловный лидер в области технологического трансфера, а значит, кардинальное расширение контактов с её университетами однозначно пойдет нашей стране (и, в частности, Академгородку) на благо.

Фото автора и из открытых источников

 

 

На расширенном заседании бюро межакадемсовета РАН и НАНБ в конце мая 2019 года было решено следующую встречу организовать в Сибири. Президент Российской академии наук академик Александр Михайлович Сергеев предложил более конкретную локацию — стационар «Денисова пещера» вблизи места одного из крупнейших открытий в области антропогенеза за последние, как минимум 50 лет. Именно в Денисовой пещере над горной рекой Черный Ануй были обнаружены останки ранее не известного (как выяснилось по результатам секвенирования генома интернациональной командой во главе со Сванте Паабо) предка современного человека: его научным названием стало Homo Denisovan — денисовский человек. Стационар вблизи пещеры, поимо базы раскопок, является местом регулярных научных сессий археологов, антропологов, биологов, геофизиков, представителей других отраслей знания.

Недавно академик А. Сергеев уточнил сроки проведения саммита двух академий. «Мы этот вопрос обсуждали буквально вчера, — уточнил глава РАН. — Сибиряки предлагают организовать встречу в конце июля. Но председатель СО РАН Валентин Николаевич Пармон, который возглавляет межакадемический совет с российской стороны и будет хозяином этой встречи, на наш вопрос, как у них обстоят дела с коронавирусом, ответил, что пока такого ослабления, как в Москве, нет. Поэтому мы предложили следующий срок — конец августа. Надеемся, что к тому времени все карантинные ограничения в регионе будут сняты. В любом случае, место встречи с белорусскими коллегами мы изменять не будем. Она состоится в Денисовой пещере и обещает быть очень интересной».

По материалам сайта Союзного государства России и Беларуси

Фото Андрея Соболевского (анонс) и Юлии Поздняковой («Наука в Сибири», портрет)